История с продолжением - Патти Каллахан

Жуткие образы заполонили мой ум. Мне вспомнился вечер, когда мы с Лилией пробрались через черный ход в кинотеатр, где показывали «Змеиную яму» с Оливией де Хэвилленд. В той картине героиню запирали и пичкали ужасными препаратами. Мы ушли с середины фильма, не в силах смотреть на этот ужас, и решили, что родители были правы, запрещая нам его смотреть. Нет, такого с моей матерью случиться не могло. Она… она была нормальной, доброй и разумной.

– Пап, так мать отправила ее в психушку?

– Да. На месяц.

– Думаешь, она поэтому нас оставила? Потому что ее мать так с ней обошлась? И поэтому она бросила меня?

– Не знаю, букашка. Я просто рассказываю тебе ее историю, чтобы ты узнала о маме то, чего не знала раньше.

Я расплакалась на руках у папы, а дельфин с добрыми глазами нырнул в волны и исчез.

Воспоминание о рассказанной отцом истории, о правде, которую скрывали от меня, вернулось сейчас. Долгие годы, а иногда и теперь, я, засыпая, пытаюсь представить, каково это, когда тебя вот так запирают, заставляют переменить образ мыслей, душат творческие порывы. Это еще одна частица ее жизни, которую я обязана сохранить, ведь их у меня так мало.

Я вернулась в реальность, остановившись перед светофором в центре Саванны, в тени свисающих с дубов гирлянд испанского мха. Место для парковки нашлось в квартале от белого мраморного здания с колоннами – вполне подобающего хранилища, чтобы спрятать безумие моей мамы, как сказали бы некоторые.

Преобладающая гипотеза, опубликованная в той мерзкой биографии, в статьях и циркулирующая в слухах, заключалась в том, что впавшая в глубокое отчаяние мама наглоталась снотворного и унесла свой словарь и свои тайны на дно моря.

«Ее состояние было нестабильно», – утверждали сторонники этой гипотезы. Она была слегка того, как известно. Достаточно взглянуть на эскапады ее молодости, чтобы понять: Бронвин плохо подходила на роль матери. Однако у нее был редкий талант, это признавали все.

Общеизвестный факт, что жизнь гениев редко бывает счастливой.

Когда я была ребенком, она иногда пропадала на несколько дней, потом возвращалась, полная раскаяния, опечаленная, и обещала выполнять любые назначения папы. С покорным выражением лица она глотала пилюли, названия которых я не могла запомнить, и соблюдала режим дня. Мамочка, бегающая по саду, строящая крепости и пишущая всю ночь напролет, исчезала. Но неизменно возвращалась каким-нибудь погожим вечером, и мы бежали на вогнутый в форме подковы пляж за нашим домом и купались в соленой воде.

Папа говорил мне позже, что мама ничего не боялась в этом мире, за исключением психиатрической лечебницы с ее белыми, лишенными жизни стенами и палатами без окон, с белыми халатами персонала и серебристыми подносами с медикаментами.

Нехватка родительской ответственности со стороны моей мамы получила должное освещение в книге «Вундеркинд». Для Брайана Дэвиса, автора биографии, образ Бронвин Ньюкасл Фордхем формировался из фрагментов и отрывков мифов, нескольких фотографий, рассказов, психоанализа по Юнгу и воображения.

Но для меня мать была всем – любовью всей моей жизни и злым персонажем из страшной волшебной сказки. Я искала ее в каждом лице и в каждой дружеской связи на моем пути. Поэтому не стоит удивляться моей надежде, что мистер Чарли Джеймсон сказал правду и в Англии меня ждет что-то новое о моей маме.

Я отворила тяжелую дверь в Федеральный банк Саванны и, держа ключ в руке, направилась к окошку кассира.

На кухне я опустила ладонь на написанное мамой продолжение приключений Эмджи, лежащее на разделочном столе, и прикинула, сколько сейчас времени в Англии. Получалось пять часов вечера. Я сняла трубку, набрала «0», попросила оператора соединить меня с номером в Лондоне и постаралась не думать о том, в какую сумму может вылиться звонок через океан.

Я размышляла, не окажется ли все это очередной попыткой найти ответ на вопросы, ответа не имеющие. Почему она бросила меня? Где она была все это время, если была? И самое главное: неужели мама любила меня недостаточно сильно для того, чтобы остаться, чего бы это ни стоило?

В окне за раковиной виднелась синяя цапля, величаво стоящая на краю устричной отмели. Тихая и спокойная, почти неземная. Мать говорила, что древние греки считали цаплю посланцем богов, и, если эта птица навестила меня, лучше принять это к сведению.

Глядя на цаплю с ее серо-голубым оперением грудки, с изящно изогнутой в форме буквы «С» шеей, я готова была в это поверить.

«Что?» – спросила я. Цапля не ответила, зато после нескольких щелчков и потрескивания в трубке послышался голос Чарли:

– Алло!

– Алло, это Клара. Клара Харрингтон.

– Я надеялся, что это вы мне звоните. – В его голосе с этим милым акцентом слышался едва сдерживаемый смех. – Я уже прикидывал, который там у вас теперь час, и собирался позвонить вам.

– Нет нужды, я здесь.

– Я понимаю, как это все волнительно.

– У меня есть вопросы, – заявила я, расхаживая по кухне и держа в руке синюю керамическую кружку, которую сделала для отца на пятом курсе. Папа хранил все подарки, от подставки, изготовленной мной в летнем лагере, до его портрета, который я нарисовала на третьем курсе. Он всегда вел себя так, будто должен заменить мне пропавшую мать, став отцом вдвойне. Факт, что с детьми так не получается, не мешал ему пытаться.

– Ну ладно, – сказал Чарли. – Если смогу, я отвечу. Спрашивайте.

– Вы читали запечатанное письмо?

– Нет, оно же запечатанное. – Возмущение собеседника передалось даже по проводам.

Я пыталась представить, какого Чарли возраста, как он выглядит и как выглядит его библиотека. Мне хотелось иметь образную картину происходящего.

– Кому-нибудь еще известно о находке?

– Нет.

– Вы не позвонили в Бостонский университет или еще куда-либо, где хранятся ее архивы?

– Нет. Миссис Харрингтон, вы можете забрать эти бумаги, а можете не забирать. У вас нет никаких обязательств ни передо мной, ни перед этими документами. Я могу передать их куда-то или уничтожить, и мы с вами сделаем вид, будто ничего не случилось. Я пойму. Я на вашем месте поступил бы так же.

Я не стала вносить поправку насчет своего семейного статуса, так как мама явно составила записку до моего замужества, иначе она добавила бы фамилию по мужу, Картер, которую я не использовала в профессиональной деятельности.

– Я не позволю вам передать или уничтожить их, – заявила я, опершись на стол и зажмурив глаза. – Но я даже не представляю, как мне получить их.

– На любом океанском лайнере. Есть новый «Юнайтед Стейтс», самый быстрый из всех.