Хроники 302 отдела: Эффект кукловода - Алексей Небоходов

– Чай, кофе, компот. Будете заказывать? – голос усталый, с лёгкой хрипотцой, без улыбки: будто знала, что тут никому не нужно больше меню и счёта.

– Добрый день, – ответил я неожиданно легко, снимая пальто и усаживаясь. – Чай покрепче, погорячее.

Она приподняла бровь, взгляд скользнул по мне с лёгкой насмешкой.

– Крепкий чай, – повторила. – Интересный выбор для такого, как вы. Сейчас будет.

Не делая записей, она повернулась к стойке – словно уже всё знала.

Пока ждал, я невольно следил за её походкой, за тем, как она лавировала между столиками, коротко перекидывалась словами с клиентами. Это странно грело. Не власть – притяжение. Не добыча – человек, к которому хотелось подойти ближе и понять.

Скоро она вернулась, поставила чашку на блюдце, подвинула ложку и сахарницу.

– Ваш чай, – сказала сухо, без улыбки.

Я кивнул, поблагодарил взглядом и всё-таки заговорил:

– Вы тут каждый день? Должны много видеть из-за стойки.

Она прищурилась, скрестила руки на переднике:

– Журналист? Или просто любите расспрашивать незнакомых женщин о пустяках?

– Ни то ни другое, – усмехнулся я. – Люблю наблюдать. И вы выразительно удивились моему «крепкому чаю».

– Ага, – хмыкнула. – Мужчины в пальто с таким лицом обычно берут что покрепче.

– Бывает и иначе, – сказал я, отпивая. – Иногда одной встречи хватает, чтобы день свернул не туда.

Она подняла бровь уже насмешливей:

– Не рановато для лирики, товарищ?

– Лирика не смотрит на часы. Главное – не промахнуться.

Она откинулась, по кошачьи прищурилась:

– Похоже, вы зашли не просто так. Чай с философией – редкое меню.

– Пару минут тишины – и в голове всё становится на место, – ответил я спокойно. – И вдруг видишь: перед тобой не «официантка», а человек, в глазах которого отражается этот город.

Она усмехнулась, но взгляд смягчился: слушала.

– С вами не соскучишься. Обычно тут говорят про водку и цену на картошку.

– Я предпочитаю то, что за этими темами прячут. Люди любят чепуху, чтобы не касаться настоящего.

– Хорошо, философ, – наклонила голову. – Что видите во мне?

Я улыбнулся – без маски:

– Ту, кто давно не слышала нормального разговора. Но не потеряла ни силы, ни любопытства.

Она на миг задумалась, тихо сказала:

– Странный комплимент. Но спасибо. Редко кто смотрит глубже фартука и кружки с сахаром.

Разговор углублялся, и я поймал себя на том, что давно не притворяюсь: просто беседую и наслаждаюсь ясностью момента. Девушка, не зная того, задела во мне что-то спрятанное, почти забытое.

Чай остывал, а я не мог отвести взгляд. Внутри шевельнулось нечто, похожее на влюблённость – нелепую, неуместную для такого, как я, но реальную, тревожащую и приятно бодрящую.

– Спасибо за разговор, – сказал я, вставая и надевая пальто. – Было приятно.

– Взаимно, – она улыбнулась искренне, чуть смутившись. – Заглядывайте. Интересные люди тут в дефиците. Меня Леной зовут.

Я оставил на столе скромные чаевые и вышел. Ветер быстро вернул меня к реальности: впереди – Маша, главная цель, единственная, кто способен дать разрядку и смысл.

И всё же, оглянувшись к окнам кафе, я подумал: возможно, впервые и вправду влюбился? Абсурд для такого, как я, но эта слабость могла заставить вернуться. Сначала – Маша. Потом вернусь и посмотрю, что из этого выйдет.

На следующий день я не мог выбросить Лену из головы. Имя вращалось в мыслях, сбивая с тщательно выстроенного плана устранения Маши – тонкая трещина в броне спокойствия. Мысли о ней лезли наперекор логике, хотя я ясно понимал абсурд и опасность этого чувства.

С утра до вечера меня носило по городу. Я избегал привычных маршрутов и укромных мест, что напоминали о моей тёмной стороне. И всё-таки – как по злой, задумчивой воле судьбы – снова оказался у дверей того кафе: окна под лёгкой изморозью, за ними смутный силуэт её фигуры. Сердце, не ведавшее таких эмоций, дрогнуло – тревожно и тепло.

Внутри я сел в дальнем углу, выбрал неприметный стол, заказал простой обед и будто не замечал её. Но она подошла сама, с блокнотом; голос звенел лёгкой иронией:

– Что-то вы зачастили, товарищ философ. Неужели у нас такой выдающийся чай?

– Дело не только в чае, – сказал я, подняв взгляд. – Иногда тянет туда, где тебя хоть раз услышали.

Она усмехнулась, но в глазах мелькнуло тёплое – и я невольно улыбнулся в ответ.

– Странный вы, – сказала она, присаживаясь напротив и откладывая блокнот. – Вчера уверенно рассуждали о людях, а сегодня опять здесь, будто что-то забыли.

– Забыл, – усмехнулся я после паузы. – Что мир не только из тьмы. Иногда он умеет улыбнуться – как вы.

Она тихо рассмеялась и посмотрела пристальнее:

– Похоже на флирт, товарищ наблюдатель. Осторожнее: можете ещё и понравиться. А это порой хуже, чем забыть перчатки.

– Боятся не понравиться – редкость. Чаще боятся самому по-настоящему понравиться, – сказал я, отведя взгляд: прозвучало откровеннее, чем следовало.

Лена кивнула, задумалась, затем прямо:

– А вы боитесь?

Я помолчал, изучая её лицо, и ответил медленнее:

– Боюсь. Привык ни к чему не привязываться, никому не доверять. И вдруг появляется человек, бьёт взглядом по всем заслонам – и становится по-настоящему страшно.

Она улыбнулась мягко, покачала головой:

– Иногда стоит позволить себе один раз в жизни испугаться всерьёз. Тогда и чувствуешь что-то новое, настоящее. Хоть на пару мгновений – живым.

Разговор затянулся дольше, чем я планировал. Мы говорили о книгах, Москве, её буднях и надеждах. И чем дольше она говорила, тем яснее становилось: в ней есть та редкая искренность и тепло, которых я давно не встречал. Ни фальши, ни игры – только открытость, тревожащая и притягательная.

После обеда я пообещал вернуться вечером, но внутри шла драка: Лена – Маша. Убийство, необходимость зачистить угрозу, безопасность – всё это бледнело на фоне тихого тепла, поселившегося в груди.

К вечеру я снова был в кафе. Лена, будто ожидая, в перерыве подсела к моему столу.

– Расскажите о себе, – попросил я неожиданно для самого себя, нарушая осторожность.

Она удивлённо улыбнулась и коротко кивнула:

– Жизнь простая: работа, дом, книги, по выходным кино. Но мечты есть. Хочу однажды проснуться и понять, что всё правильно: я на своём месте, и рядом – тот, кого давно жду.

Слушая, я вдруг захотел стать этим «рядом». Но стоило ей уйти на кухню, реальность холодно напомнила: Маша жива и опасна.

Я расплатился, надел пальто и вышел в тёмную улицу. Сегодня – слежка за Машей. Это важнее. Чувства подождут.

И всё же, уходя, я оглянулся на окна, где осталась Лена, и впервые подумал: когда закончу с Машей, возможно, начнётся что-то