Как я провёл лето в Талморе - Сим Симович

Сим Симович

Как я провёл лето в Талморе

Глава 1

Снег лежал на камнях тонким слоем, похожим на изморозь, осевшую на сердце города. За окном уже темнело, и свет от кристаллических ламп в коридорах отражался в стекле узкими золотыми полосами. Маркрафт дышал холодом и металлом: отдалённый гул кузниц, редкий крик из таверны, шёпот ветра, скользящего по каменным уступам.

Сознание возвращалось рывками, будто кто-то дергал за ниточку, вытягивая из глубокой воды. Сначала пришло ощущение стола под ладонями: гладкое дерево, тёплое от долгого использования. Потом — тяжесть мантии на плечах, запах чернил, сухого пергамента и старого воска. Наконец — воздух, врывающийся в грудь резким, болезненным вдохом.

Кабинет проявился постепенно, как рисунок, проступающий на бумаге. Высокие стены из светлого камня, покрытые выцветшими гобеленами с тонкими золотыми нитями. Полки, заставленные свитками и книгами, аккуратно разложенными по отделам. На отдельной стойке — стеклянные сосуды с тёмной жидкостью, внутри которой медленно плавали тускло светящиеся руны. Лампы под потолком горели ровным, мягким светом, не отбрасывая резких теней.

Руки на столе были не свои. Слишком длинные пальцы, узкие ладони, лёгкая золотистость кожи. В сгибах пальцев — тончайшие линии, похожие на плетение рун. Двигались эти руки спокойно, размеренно, словно привыкли к кропотливой работе и отточенным жестам.

В зеркале, стоявшем на боковой тумбе, отражался молодой альтмер. Лицо точёное, аккуратное, почти правильное до бездушия. Высокие скулы, прямой нос, губы, будто всегда готовые к легкой ироничной усмешке. Глаза цвета тёплого янтаря — и в глубине их жила усталость, которой не должно быть в столь юных чертах. Волосы — светлые, собранные в аккуратный низкий хвост, несколько прядей выбились к вискам.

Тело помнило, как сидеть за этим столом. Сознание — нет.

На столе лежали пергаменты. Их было много, слишком много. Одни помечены синей печатью — текущие отчёты. Другие — красной, означающей наказания, взыскания и особые распоряжения. Были и чёрные метки — дела, в которые лучше не заглядывать без прямого приказа.

Символы в документах узнавались, но не складывались в цельную картину. Слова будто двигались внутри строк, перескакивали местами, отпрыгивали от взгляда. Смысл ускользал, и чем больше взгляд цеплялся за эти тексты, тем сильнее болела голова.

За дверью послышались шаги. Чёткие, размеренные, без суеты. Как у человека, привыкшего, что перед ним расступаются. Шаги остановились, и в следующую секунду по дереву коротко, но жёстко ударили костяшки пальцев.

— Илвасион Таэлис, — раздался голос, холодный, как вода в горной реке. — Почему дверь заперта?

Сознание словно споткнулось о имя. Илвасион. Память на этом месте была пустой. Ни лица детства, ни родного дома, ни звуков голоса. Только это имя, обнажённое и странное, как чужая одежда.

Рука сама потянулась к дверной ручке. Металл оказался ледяным, несмотря на тепло в комнате. Дверь открылась мягко.

Коридор тянулся вдаль, освещённый ровным светом встроенных в стены кристаллов. Каменные плиты пола были отполированы до лёгкого блеска. На стенах висели штандарты: золотистый знак Талмора — острый, как развернутое лезвие, вписанный в круг. Символ власти, контроля и бдительного надзора.

Перед дверью стоял высокий альтмер с резко очерченными чертами. Волосы убраны назад, мантия тёмно-синяя, с тонкой золотой оторочкой. На груди — знак старшего куратора Ведомства записей: два пересекающихся пера, окружённых рунами.

— Ты не ответил, — заметил он, не удостоив собеседника приветствием. — Я стучал дважды.

Губы сами сложились в привычную форму.

— Погружён в работу, господин Ардан, — прозвучало в ответ. Голос был звонким, чистым, с легкими металлическими нотами. Слова словно поднимались из чьей-то памяти, а не из настоящего понимания.

Куратор Ардан скользнул взглядом по лицу подчинённого. Янтарные глаза начальника были темнее, тяжелее, в их глубине читалась привычка замечать каждую мелочь.

— Твоё погружение в работу уже вызывало вопросы у надзорной группы, — произнёс он тихо. — Впрочем, сейчас не о том. Инспекционный отряд прибыл раньше. Через полчаса общее собрание младших писцов и сопровождающих. Ты в их числе. Надеюсь, объяснять причину не требуется?

В памяти, словно кто-то тихо перевёрнул страницу, возникла сухая формулировка: «умение работать с магическими печатями, фиксирующими волю». Илвасион значился среди тех, кто мог — при необходимости — превратить обычный документ в цепь, сковывающую человека сильнее железа.

Подчинившись, тело чуть склонило голову.

— Подготовлю необходимые бумаги.

Ардан кивнул, мельком заглянув в кабинет через приоткрытую дверь. Взгляд зацепился за стопку несортированных отчётов, задержался, но никаких комментариев не последовало.

— Через полчаса — в нижнем зале. Не опаздывай, Илвасион. Сегодня на нас смотрит не только Маркрафт.

Он развернулся и медленно пошёл по коридору, шлейф мантии мягко касался пола, не издавая ни звука. Казалось, стены сами наклоняются к нему, признавая власть.

Дверь захлопнулась тихо.

Кабинет снова наполнился тишиной, но теперь она давила. Взгляд упал на левую сторону стола. Там лежала тонкая тетрадь, куда прежний хозяин этого тела, судя по аккуратному почерку, вносил служебные заметки. По краю страницы, почти незаметно, было выведено: «Город не принимает нас. Присутствие — как шип в ране».

Ниже — короткая, почти стёртая фраза: «Маркрафт никогда не будет нашим».

Между строк всплыли обрывки чужой памяти. Узкий проход между серыми домами. Низкое небо, тяжёлое и свинцовое. Люди — крупные, широкоплечие, в шерстяных плащах. Глаза нордов. Они смотрели на золотокожего эльфа, сопровождаемого двумя талморскими стражами, с таким выражением, будто перед ними шло олицетворение болезни.

Презрение. Ненависть. Сдержанная ярость, зажатая за зубами.

«Поздно вы пришли, золотые. Этот город никогда не будет вашим».

«Пусть сидят в своих башнях и играют в бумаги. На улицах им не место».

Эти слова, сказанные полушёпотом, слышались так, словно были выкрикнуты на площади.

Снаружи стихли шаги. Время поджимало, но не спешило. Ведомство записей жило по своим ритмам: здесь текли не минуты, а строки. Каждое приказание проходило через десятки рук — и каждое имя, однажды попавшее в архив, уже никогда не исчезало полностью.

Система была выстроена безупречно.

Верхний уровень занимал Надзорный Совет, откуда приходили директивы, почти никогда не объясняющие причин. Ниже — Комиссариат, куда стекались сведения со всего побережья и внутренних провинций. Арканный отдел отвечал за чистоту магических практик и контроль за теми, кто отваживался использовать чары без разрешения.