Венецианские куртизанки - Мюриель Романа

– Почему? Вы говорили, что одна из ваших служанок оставила вам здесь послание. Мы же поэтому здесь?

– Без сомнения, только Мадлен – не вполне моя служанка, и послание мне передал ее брат. Я знаю только, что должна встретиться с ней на оптовом рыбном рынке, она ходит туда по утрам.

– Расскажите нам, Луиза, как вы получили это послание. Наконец-то мы одни, никто нас не подслушает, – тихо взмолилась Клодина.

– А вот как: в Париже ко мне пришел мальчик лет двенадцати, его прислала сестра. Его имя Пьер де Л’Этуаль, для своего возраста он много чего знает. Он получил письмо из Венеции от своей сестры Мадлен и показал его мне. Она писала ему как будто обыкновенными фразами, но, по его словам, они вдвоем придумали в детстве свой собственный язык. Не посвящая меня в их тайну, он поведал мне истинное содержание письма. Мадлен прибыла в Венецию вместе с Монтгомери, они поселились здесь. Он позволил ей написать родным, чтобы те за нее не тревожились. Вот это письмо, прочтите его, и вы будете знать то же, что знаю я.

И она протянула им листок. Клодина развернула его и прочла вслух:

Мадам,

Если вы это читаете, значит, небо нас не оставило.

Как вы мне приказали, я не покидаю г-на Монтгомери. Могу даже утверждать, что следую за ним, как собачонка за своим хозяином. Должна сообщить, что он упрощает мою задачу, ибо постоянно и повсеместно требует моего присутствия, так что трудно даже сказать, кто чья собачонка. Но это не облегчает мне задачу раскрыть для вас его истинные намерения и место, где он скрывается. Надеюсь, вы простите мне уловки, к которым мне пришлось прибегнуть, чтобы добиться своих, то есть ваших целей. Но если вы это читаете, то нашли способ преодолеть эти трудности. У меня нет выбора. Я живу переодетая в юношу. Моя короткая стрижка, о грустной причине которой вы, возможно, помните, не было единственным, что принудило меня к такому выбору, хотя этот новый облик ему поспособствовал. На самом деле, таким способом г-н граф де Монтгомери денно и нощно держит меня при себе. Вы без труда догадаетесь, как г-н граф принуждает меня служить ему ночью. Я изображаю его слугу и, чтобы лучше играть эту комедию, вынуждена поступать и говорить как в лучших фарсах, какие можно увидеть в балаганах или даже в одном из прекрасных театров, коих такое множество в Венеции.

«Да, мессир граф, конечно, мессир граф, к вашим услугам, мессир граф»…

Если ему нравятся мои старания преуспеть в этой роли, то мне самой, признаюсь, не терпится избавиться от этого костюма. Я жду вас, стиснув зубы, ибо не сомневаюсь, что вы придете и избавите меня от этой участи. Не зная ваших намерений в отношении г-на Монтгомери, я бы все же просила вас разлучить меня с ним.

Итак, покинув королевство несчетными опасными тропами, г-н граф обосновался в Венеции, где счел удобным скрыться неподалеку от Арсенала, хотя здесь, на мой вкус, излишне людно и кишат хмельные матросы, которым перед отплытием нечего терять. На меня бросают странные взгляды. Г-н граф считает меня слишком смазливым юношей для людей с извращенным вкусом и полагает, что в этом виноват мой маскарад. По его мнению, меня может выдать голос. Поэтому я веду себя так тихо, как только могу. Да и о чем мне говорить? И с кем? Вы, мадам, единственная после Господа, перед кем я держу ответ. С нетерпением жду возможности обо всем вам поведать на рыбном рынке, где буду ждать вас по утрам, в восемь.

– Прекрасно, – молвила Изабо, поправляя прическу. – Не понимаю только, почему королева-мать отправила сюда нас, а не мужчину. И что это за история с ее волосами?

– Фрейлины, – ответила ей Клодина, – единственные, кем может располагать ее величество, ни перед кем не отчитываясь. К тому же нас отобрали для ее Летучего эскадрона с большим тщанием, исходя не только из нашей – особенно вас обеих – красоты и привлекательности, но и признавая наш ум и осторожность, которой особенно отличаюсь я. – В голосе Клодины прозвучала гордость. – Королева-мать рассчитывает на нашу способность раствориться в венецианским обществе, завоевать доверие влиятельных особ и добывать сведения из первых рук.

Луиза раскрыла веер и стала обмахиваться, чтобы освежиться.

– Присутствие дам кажется менее подозрительным, к ним меньше вопросов, – продолжила она с улыбкой. – К тому же, если нас разоблачат, если наша миссия провалится, то королеве-матери проще будет от нас откреститься и сделать вид, что мы действовали сами по себе, из присущей всем женщинам ветрености. Не говоря о том, что весь груз осуждения обрушится на нас и Франция избежит дипломатических осложнений.

– Это так вдохновляет! – не удержалась от сарказма Изабо.

– А главное, королева-мать знает, что ни один мужчина не достоин доверия, – не унималась Луиза. – Вот почему она не могла поручить подобную миссию представителям мужской породы.

– Кажется, вы одного с ней мнения, – с сомнением промолвила Изабо.

– Само собой! – подтвердила Луиза, открывая окно. – Когда вы приобретете мой опыт, то тоже будете так думать, моя дорогая. Тема исчерпана. Клодина, попросите у месье Коколоса карту Венеции, среди его хлама должна найтись и она.

Людовик де Конде

– Прекрасная церемония, какая жалость, что граф де Монгомери ее пропустил! Отец, без сомнения, расскажет ему о ней во всех подробностях, – говорил сюсюкающим голосом Людовик де Бурбон, принц Конде, с улыбкой приглаживая усы.

В залитом светом зале для игры в мяч с высокими окнами принц беседовал со своим братом Антуаном де Бурбоном, графом Наваррским, державшимся сзади и заставлявшим младшего брата потеть у сетки.

– Держите свой цинизм при себе, братец. В глазах многих наших единоверцев он – герой, убивший короля – истого католика.

Конде пожал плечами перед новой подачей.

– Это была плачевная случайность, но вы правы: не будем пренебрегать никакими средствами, будем превозносить их до небес. И все же я предпочел бы, чтобы он стоял сейчас передо мной. Если бы мы знали, где его искать, я бы призвал его к себе, чтобы выяснить, достоин ли он восхвалений, коими вы спешите его удостоить.

Пока граф Наваррский ухмылялся, появился слуга.

– Ваше высочество, господин адмирал Колиньи просит аудиенции.

Принц отбил удар и только затем ответил:

– Пусть войдет, и оставьте нас одних.

Присутствующие, приближенные-гугеноты, с поклоном удалились. Адмирал стремительно вошел и поприветствовал двух