Будь что будет - Жан-Мишель Генассия
Однажды в воскресенье он позвал меня на балкон, где обычно курил, я рассказал ему, что мать встретила лицейского друга, который водил нас вместе со своим сыном в классные рестораны. И тут тетя позвала, Все готово!
Мы вернулись за стол, он вопросительно посмотрел на маму, Это еще кто такой? И в ту же секунду все рухнуло, она послала его куда подальше, Я встречаюсь, с кем хочу, и не обязана перед тобой отчитываться. Он ответил, что больше не позволит морочить себе голову, он требует официального права на посещения, через выходные, и письменного подтверждения, и половину каникул тоже, ему надоело, как она с ним обращается. Все прекратили есть, удивленные таким напором, и начали переглядываться, будто хотели открыть окна и сбежать. Вмешалась бабушка Ирен, И правда, дочка, никто не понимает, почему ты так с Пьером, чего ты ждешь? Чтобы он ушел? Почему вы не живете вместе? Разве так можно – то да, то нет? Что это за жизнь? Поженились бы, хватит его мучить.
Мать отложила вилку, Я что, лезу в твои дела? Я спрашиваю, почему Ролан не обедает с нами, почему ты его к нам не подпускаешь, будто он чужой? Да, все знают, что вы живете вместе и он уезжает, когда приходим мы. Так вот что я вам скажу: хватит с меня воскресных обедов. Вы все меня уже… Вставай, Лоран, мы уходим.
Я запротестовал, Мы же еще не доели!
– Ничего страшного!
Она вскочила, бросила салфетку на стол и вышла, ни с кем не попрощавшись.
Через несколько дней за завтраком мама небрежно сказала, Кстати, со следующего года ты будешь видеться с отцом каждые вторые выходные. Так будет проще.
* * *
Первый телефонный звонок раздался в конце дня, в среду, после того бурного обеда. Услышав звонок, Лоран выскочил из кабинета, где занимался, и бросился в гостиную, думая, что это отец, Алло?
– Алло, Лоран, это я, Тома.
– Привет… Мама еще не вернулась из Сакле.
– А я хотел поговорить с тобой.
– Да? О чем?
– Просто так… Ты занят?
– Нам задали «Сожаления», нужно определить причины меланхолии Дю Белле в «Счастлив, кто, уподобясь Одиссею…»[68], тут голову сломаешь.
– А я люблю поэзию. Мой дядя был великим поэтом. Ты его читал?
– Нет, мы сейчас проходим шестнадцатый век. А о чем ты хотел поговорить?
– Ни о чем таком. Я не знаю, увидимся ли мы в это воскресенье.
– Надо спросить у твоего отца. Он дома?
– Нет, я живу в Сен-Море, с бабушкой Мадлен, а отец – в Париже, на улице Суффло, но я туда и заходить не хочу, слишком много воспоминаний, иногда он сюда заезжает, но сейчас очень занят проблемами со спиной, позавчера был тяжелый приступ. А чем занимается твой отец?
– Он типограф во «Франс-суар», набирает газету, которую мы читаем каждый день, правда, работает по ночам.
– Хорошо, что мы можем поговорить, я дам тебе свой номер, позвони, если хочешь.
Так Лоран и Тома начали созваниваться каждый день, иногда звонил один, иногда другой. Разговаривали не меньше часа. Встречаясь за воскресным обедом, они продолжали беседу с того места, на котором закончили вчера.
В середине декабря Арлена сообщила сыну, что ей придется поехать в новый центр в Кадараше, это на юге, чтобы помочь команде, которая создает лабораторию для изучения облученного топлива. Лоран удивился: обычно мать не вдавалась в подробности – все равно никто не понимал, чем она занимается. Проблема в том, уточнила она, что я еду на десять дней и меня не будет на Новый год, – хочешь, я попрошу Вивиан приехать, или лучше побудешь с отцом?
Лоран долго не раздумывал – он любил бывать у отца, правда там тесновато и похоже на кемпинг, но главное, он свободен весь день. Когда Лоран предложил взять с собой Тома в бассейн на Турель в воскресенье, отец долго раздумывал, Мне не нравится, что вы общаетесь, не хватало еще, чтобы я приглашал сына этого типа, – ты бы лучше перестал с ним видеться. Конечно, сказал Лоран, который собирался встретиться с Тома после обеда, чтобы поболтать без посторонних. На самом деле Тома слушал, а Лоран рассказывал о последних семейных дрязгах, Такое ощущение, что они нарочно усложняют себе жизнь.
– Взрослые всегда говорят, что думают о тебе и все делают ради тебя, но это неправда – они делают то, что им выгодно, а потом убеждают себя, будто это ради твоего блага. Иначе бы меня здесь не было, и тебя тоже.
– Ты как-то сказал, что смерть твоей мамы не была несчастным случаем.
Тома грустно улыбнулся, Я покажу тебе то, чего никогда никому не показываю. Оба потягивали горячий шоколад на террасе отеля «Бребан» на Больших бульварах, они только что посмотрели потрясающий спагетти-вестерн, в котором после финальной перестрелки никто не выжил. Тома скинул куртку, стянул свитер, расстегнул рубашку, обнажил левое плечо и показал розоватую припухлость, В машине раздался взрыв, пуля вошла в лопатку с одной стороны и вышла с другой, не раздробив кости. Боль была ужасной, я уже терял сознание, когда увидел, что мамина голова откинута назад, а лобовое стекло изрешечено пулями, и тогда я понял, что это конец, все, жизнь кончена, я заорал, я не хотел отключаться и думал: «Я сплю!..» Потом ничего не помню. Когда я очнулся в больничной палате, мой дедушка по отцу сидел у кровати и держал меня за руку. Маму убило на месте. Это был не несчастный случай и не теракт, а месть, за плохие поступки всегда мстят.
Тома застегнул рубашку и надел свитер.
– Представляю, какой это был кошмар для тебя и твоего отца, наверняка он тоже очень страдал.
– Я сказал, что все забыл, потому что так было проще, но я отлично помню все, что было до этого,
