Будь что будет - Жан-Мишель Генассия
– Ее послали в центр в Кадараше, она звонит каждый вечер около восьми.
– Очень мило с ее стороны помнить о своем дорогом сыночке, когда она так занята, – вот у моего отца никогда нет времени позвонить.
– Почему ты так говоришь?
– Потому что твоя мать сейчас вовсе не в Кадараше, она отдыхает в Венеции с моим отцом, который тоже наплел мне, будто должен пройти курс лечения в Швейцарии.
– Ты шутишь?
– Я очень серьезен. Мой отец и твоя мать не просто друзья детства, они любят друг друга, они встретились в Алжире – я точно знаю, я там был и все помню. А сейчас они в Венеции, в отеле «Гритти». Можешь сам позвонить, попроси позвать к телефону господина Янсена или госпожу Шарден, портье тебе ответит: «Подождите, я посмотрю, где ключи… А, они вышли… – и добавит: – Передать им что-нибудь?» Можешь заодно проверить, что они живут в одном номере.
– Ерунда, они друзья… просто друзья, мать бы мне сказала.
– Конечно, когда будешь говорить с ней вечером, попроси прислать открытку из Кадараша и привезти миндальное печенье из Экс-ан-Прованса.
Нахлынувшая волна унесла Лорана с этой шумной террасы, по телу разлился незнакомый жар, дыхание участилось, сердце бешено заколотилось.
– Зачем ты врешь? Это не так! Это все неправда!
– Смешно, ты весь покраснел. Понимаю, как ты разочарован. А главное, это так досадно для твоего отца.
– Ты мерзавец!.. Или сошел с ума! И ты врешь! – Лоран встал, схватил свое пальто. – Ты просто грязный врунишка, все, ты мне больше не друг!
Вернувшись в квартиру отца, Лоран решил выяснить, правду ли говорит бывший друг, не слушая внутренний голос, который твердил, что проверять ни к чему. Сначала он нашел в справочнике номер телефона этого отеля, затем поговорил с оператором международных звонков, которая сообщила: «Для Италии сорок минут, вы подождете?»
– Да, – ответил Лоран.
Он уселся на стул, взвесил все за и против, три раза передумывал и пришел к выводу, что если есть на земле человек, которому можно полностью доверять, то это его мать, а не Тома, с которым он познакомился три месяца назад, и не так уж хорошо его знает. Через полчаса телефон зазвонил, Лоран взял трубку, услышал мужской голос, «Hotel Gritti», ascolto[69].
– Извините, вы говорите по-французски?
– Конечно, месье.
– Можно ли позвать к телефону мадам Арлену Шарден?
На том конце провода мужчина несколько секунд помолчал, Оставайтесь на линии, номер триста семь, соединяю. Три гудка, и ответил женский голос – Лоран узнал голос матери, Алло?.. Алло?.. Алло?.. И он положил трубку.
Лоран должен был разозлиться, но, как ни странно, злости не было, только пустота внутри, в которой не за что ухватиться, на губах появилось нечто вроде ухмылки, он ругал себя за наивность, хватит быть таким слабым, надо принять неизбежность, да и что он может изменить? Никогда он не увидит своих родителей вместе, давняя мечта рухнула, Я туго соображаю, раз не заметил признаков того, что они не просто друзья, – их взгляды, долгие улыбки, чуть задержавшаяся рука, частые приглашения… Что я скажу отцу?.. Он-то все еще надеется, он ее по-прежнему любит и так расстроится… Я ничего не скажу. Внезапно зазвонил телефон, Это мама, как раз восемь, не возьму трубку, скажу, что меня не было дома, но она ведь перезвонит завтра. Он взял трубку, Алло?
– Алло, Лоран, это мама, как дела?
– Все хорошо, а у тебя… нормально день прошел?
– Да, порядок. Чем ты сегодня занимался?
– Ходил с Тома в кино на вестерн.
– Хорошо, что вы куда-то ходите вместе, он приятный мальчик.
– Иногда трудно понять, что он думает.
– Это верно, он немного замкнутый, но чем больше вы будете видеться, тем будет легче. Завтра не смогу позвонить, так что поздравим друг друга с Новым годом через два дня, целую тебя.
– И я тебя целую.
Повесив трубку, Лоран пожалел, что забыл попросить ее прислать открытку и привезти миндальное печенье, Но теперь, когда я все знаю, что это изменит?
Ночью Лоран не мог уснуть, он ворочался и без конца включал свет, чтобы посмотреть на часы. Утром в семь пятнадцать, когда Пьер пришел с работы, он обнаружил одетого Лорана, который накрыл на стол и приготовил еду, Замечательно, дружок, но с чего бы это?
– Потому что мы редко видимся.
– Это точно, проблема всех, кто работает по ночам.
– И как дела в газете?
– Если честно, я не должен ничего говорить из-за профсоюза, но с шефом и главным редактором все идет хорошо. Самое сложное – это последний час, когда все статьи сыплются одновременно, это немного напрягает, но мы привыкли, каждую ночь одно и то же. Позавчера сломался линотип, и началась беготня. Иногда ругаемся с журналистами, которые опаздывают, но потом все вместе идем выпить. Да, если хочешь первый выпуск, там статья о «Тур де Франс».
– А как дела с мамой? Ты никогда об этом не говоришь.
– День на день не приходится. Летом думали, не сойтись ли снова, все шло хорошо, и вот опять она отдалилась. Я и двух слов ей сказать не могу. Интересно, что там с этим школьным приятелем и почему вы с ним обедаете каждое воскресенье? Если между ними что-то есть, ты ведь мне скажешь?
– Конечно… но ничего нет.
На неделе Пьер купил подарок для Арлены – плоскую коробку в темно-синей глянцевой бумаге – и не сказал, что это, просто положил на буфет. Лоран не отставал, и в конце концов Пьер признался, что там шарф из шетландской шерсти. Он осторожно развернул упаковку, чтобы показать, Очень мягкая ткань, ей понравится, и держит тепло. Было трудно приладить ленточку обратно, она все время соскальзывала, и ему пришлось закрепить подарочную бумагу скотчем.
Все утро последнего дня года Лоран ждал звонка матери. Услышать ее голос – не каприз, а потребность, он хотел, чтобы она поздравила его с Новым годом и пожелала, чтобы сбылись самые заветные его мечты, и тогда он спросит, можно ли сказать, какое у него главное желание, она, конечно же, ответит «да», и он признается, что больше всего на свете хочет, чтобы его папа и мама были вместе. Это все, чего он хочет на Новый год, единственный подарок, о котором
