Девушка из другой эпохи - Фелиция Кингсли

Я закончила диссертацию, и профессор Салли сказал, что ее будто написал другой человек.

Возможно, он прав, и ее написала другая Ребекка.

– Заговор, чтобы освободить Наполеона при помощи подводных лодок! – в смятении воскликнул он. – Преступление, мумия… Как вы нашли всю эту информацию?

– Я провела… исчерпывающее расследование, – уклончиво ответила я. – Так сказать, полевые исследования.

Он удивленно посмотрел на меня, подняв брови:

– Полевые? Вы? Несгибаемая Шеридан, которую с места не сдвинуть?

– Именно я.

– Знаете, мисс Шеридан, я думал про следующий учебный год: мой ассистент переезжает в Голландию, и я ищу ему достойную замену. Через несколько лет я уйду на пенсию, и мне нужен преемник. Я было подумал об Аллене, после вас у него лучшие оценки на курсе, и все же… – Он вопросительно смотрит на меня. – На этих страницах есть то, чего бы я хотел от своего ассистента.

– Вы спрашиваете меня, готова ли я? – осмеливаюсь уточнить я.

– Моему ассистенту придется много путешествовать, чтобы помогать мне в исследовательской работе, понимаете? – В его серьезном тоне чувствуется упрек. – А вы, Шеридан, никогда не скрывали своей нелюбви к путешествиям.

Смотрю на морской узел, вытатуированный на моем безымянном пальце.

– Я буду путешествовать. И плавать. И летать.

– Даже в те страны, где есть инфекционные заболевания? – уточняет он.

– Даже в те, где нет питьевой воды, – заявляю я с нетипичной для себя решимостью.

– Очень хорошо, не разочаруйте меня. Приступаете в сентябре. – Профессор Салли встал и протянул мне руку. – А пока разузнайте больше об этом Ридлане Ноксе. Интересный человек.

– Это правда, – согласилась я, и сердце сжалось. – Очень интересный.

Рид. Я совершенно уверена, что никогда не встречу мужчину, который мне подошел бы, потому что тот единственный остался в 1816 году.

В истории Англии не сохранилось его следов, и, что еще хуже, у меня даже нет его фотографии.

Только воспоминание, которое хранится в памяти, и я очень боюсь, что оно побледнеет и сотрется.

Я полюбила долгие прогулки, хотя от выбора маршрута получаю тонкое мазохистское удовольствие: я регулярно обхожу все места Лондона, где была с ним, и лихорадочно выискиваю те уцелевшие детали, которые могут нас связать сквозь две сотни лет.

Обнаруживаю, что в доках военно-морского музея в Портсмуте стоит корабль, построенный на верфи Портера в 1816 году. Он называется «Сфинкс», и лицо фигуры на носу напоминает мое.

Первый полет в своей жизни я совершаю в Гибралтар: отправляюсь во дворец «Палома Бланка», представляя, что Рид вот-вот выйдет из-за колонны или мелькнет среди пальм.

Второй полет несет меня в Прованс, откуда я возвращаюсь с пожизненным запасом мыла с ароматом мяты и лакрицы.

Третий – в Танжер, куда хотел отвезти меня Рид, попробовать шебакию.

Искать Рида в настоящем больно, но мне это необходимо.

А путешествия из главного страха превращаются в зависимость. Я ищу билеты и отели по скидкам, так как до сих пор не свыклась с такими понятиями, как «первый класс» или «пять звезд», – и каждые выходные отправляюсь в какое-то новое место, иногда одна, иногда утаскивая с собой Джемму или Сесиль.

Однажды утром я встаю и понимаю, что больше не хочу видеть в зеркале Ребекку из 1816 года.

Беру ножницы и подстригаю волосы, которые уже доходят до бедер, под боб-каре.

Затем открываю аптечку и выкидываю все ненужные лекарства, те, что держала на случай «а вдруг», от заболеваний, которыми не страдаю, включая весь запас ингаляторов.

Они принадлежали той Ребекке, которая пряталась.

А я больше не хочу быть призраком в собственной жизни.

80

Учебный год начался отлично, и профессор Салли поражен тем, сколько идей я ему предлагаю. Вчера вечером я вернулась с недельного семинара в Каирском музее, куда возила группу из десяти студентов второго курса, и уже планирую новую экскурсию после рождественских каникул.

– Канун Рождества проведем в Денби-холле, а Новый год встретим у меня, – говорю я Джемме по телефону, договариваясь о праздничных мероприятиях. – Позвонишь Аллегре, Шарлотте и Джерри? Я уже вхожу в библиотеку и больше по телефону говорить не смогу.

Я поднимаюсь по главной лестнице библиотеки, перескакивая через две ступеньки и выдыхая облачка белого пара в холодный декабрьский воздух.

– Вот книги, которые я брала перед отъездом, – говорю я Мэй, кладя всю стопку на стойку. – Спасибо, что продлила мне их на неделю. Чтобы загладить свою вину, я сама поставлю их на полки. У тебя есть тележка? Я могу и остальные развести, которые тебе вернули.

У нас с Мэй действует негласное соглашение: она закрывает глаза на сроки сдачи книг, а я расставляю по местам возвращенные тома, раз уж умею это делать.

– Нет, я сама, – отвечает Мэй, забирая книги. – К тебе пришел тут кое-кто, спрашивал про тебя.

– Кто? Студент?

– Не знаю, я сказала ему, что ты в Египте и что вернешься сегодня, так он уже к открытию библиотеки пришел, ровно. Наверное, еще один журналист хочет взять у тебя интервью.

Это уже не первый раз. С тех пор как мою диссертацию о заговоре с целью освобождения Наполеона опубликовали, я стала кем-то вроде знаменитости для некоторых СМИ, меня даже несколько раз хотели сфотографировать для какой-нибудь статьи со сплетнями.

Меня периодически переименовывают то в Леди Индиану Джонс, то в Графиню Лару Крофт, то в Графа Монте-Кристо на шпильках, хотя каблуки я надеваю редко.

Все убеждены, что я работаю над очередной захватывающей исторической загадкой. Департамент активно советует придумывать что-то интересное для интервью, потому что, как мы знаем, статьи в журналах полезны для маркетинга, а новых подписчиков может привлечь что угодно.

– Где он меня ждет? – вздыхаю я, раздумывая, какую необычную историю сочинить на этот раз.

– Наверху, – сообщает Мэй.

Я поднимаюсь по лестнице, а не на лифте, чтобы собраться с мыслями. Что же ему рассказать?

Идею мне подает роман, который я ношу в сумке: «Последняя царица Египта» Блейка Эйвери – о поисках потерянной гробницы Клеопатры. Они хотят Графа Монте-Кристо? Что ж, они его получат.

Выхожу на балкон, где нет никого, кроме мужчины, который стоит, опираясь о перила, ко мне спиной, – значит, это он.

Он одет в черную кожаную куртку и смотрит куда-то вдаль.

– Здравствуйте, я Ребекка Шеридан, – приветствую его я, подходя ближе. – Мэй сказала, вы меня искали, я вчера вернулась из Каира и…

Он оборачивается, и я замираю на месте. Это не журналист.

– Мне понадобится время, чтобы привыкнуть к