Девушка из другой эпохи - Фелиция Кингсли

Мои подруги герцогиня и маркиза.

– Должно быть, меня приняли за другую или что-то в этом роде, – останавливаю его я. – Я Ребекка Шеридан.

Но шофер и бровью не ведет.

– Конечно, мне это прекрасно известно, графиня. Я служу шофером у семьи Шеридан пятнадцать лет. Если позволите, сегодня утром я нахожу вас несколько растерянной. Мне известно, что вчера на реконструкции вы почувствовали себя нехорошо, возможно, вам нужно немного отдохнуть.

Погодите! Может ли так быть, что мое пребывание в 1816 году так сильно изменило настоящее?

– Э-э… так я не работаю здесь, в библиотеке? – спрашиваю я Мэй.

– Нет, и никогда тут не работала, – подтверждает она.

– Но я изучаю египтологию, верно?

– Конечно.

Будь все так, как они говорят, то возвращение в будущее может оказаться не менее поразительным, чем путешествие в прошлое. Я достаю из бумажника водительские права и вижу, что на месте адреса указана Чарльз-стрит, а не моя улица в Бетнал-Грин. Сегодня утром я проснулась в своей постели. У себя дома.

– Думаю, что я все же отправлюсь к подругам в «Кларидж». Энтони, отвезите меня, пожалуйста? – Минуточку: мне внезапно захотелось назвать водителя по имени, но он мне его не говорил. Откуда же я узнала?

– Разумеется, графиня.

Всю дорогу я пребываю в состоянии транса, пытаясь разобраться в том настоящем, которое я помнила, и нынешнем.

Я все еще графиня и ношу титул, пожалованный мне регентом, живу в одной из самых роскошных квартир, устроенных в доме Арчи, и вся та дизайнерская одежда тоже была моей… В сердце появляется слабая надежда:

– Энтони, простите за странный вопрос, но мои родители еще здесь или?..

– Не проходит ни дня, чтобы я не сожалел об этой утрате. Лорд и леди Шеридан были выдающимися людьми.

К сожалению, из всех изменений к лучшему этот факт остался неизменным.

Энтони открывает мне дверь в «Кларидж», и ноги сами несут меня в сторону кафетерия, будто я десятки раз проходила этим путем.

Войдя, я вижу, как мне машет рукой девушка с густыми каштановыми волосами, с несколькими локонами цвета фуксии:

– Ребекка, мы здесь!

Я подхожу к столу, где сидит еще одна девушка, вся в черном – у нее волосы рыжие и волнистые.

– Привет, Джемма, Сесиль, – здороваюсь я, садясь рядом. Но я не могла знать, кто из них кто, – что-то во мне просто почувствовало, кто Джемма, а кто Сесиль.

– Сесиль и Харринг поссорились, – тут же сообщает Джемма. – Опять.

– Потому что Харринг – идиот, – добавляет рыжая, скрестив руки на груди.

– Или это ты упрямица, которая не может взять и поговорить начистоту, – поддразнивает ее Джемма.

– Разве обязательно говорить обо мне? – меняет тему Сесиль. – Ребекка, ты себя лучше чувствуешь после вчерашнего вечера?

– Пытаюсь прийти в себя, – говорю я, и это чистая правда. – Что там произошло?

– Мы вместе были на балу исторической реконструкции, и у тебя случился такой сильный приступ мигрени, что тебе даже пришлось спрятаться в кладовой, – рассказывает Джемма. – Я там тебя и нашла: ты лежала на полу, и меня чуть удар не хватил. Но ты хотя бы была в сознании и сказала мне: «Я хочу домой». Так что мы отвезли тебя домой, переодели, уложили в постель, я заставила тебя выпить натуральное средство от мигрени по рецепту моей мамы, которое готовится из… – Джемма взмахивает рукой: – Ладно, лучше скажем просто: из натуральных ингредиентов.

– Спасибо, что помогли. – Так, пока все понятно. Более-менее.

Оставшуюся часть бранча я слушаю своих новых подруг, хотя, судя по всему, мы дружим уже какое-то время и очень близки. Мне нравится их компания, они часто говорят о том, что я как будто уже знаю, словно их слова открывают воспоминания, о которых я даже не подозревала.

Мы прощаемся с Джеммой и Сесиль через несколько часов, договорившись встретиться на следующий день, и я сажусь в «Мерседес», на котором Энтони отвозит меня обратно на Чарльз-стрит.

Когда я возвращаюсь в большой, но пустой дом, то какое-то время хожу по комнатам в поисках следов своей прошлой жизни, как Мальчик-с-пальчик выискивая крошки.

Все вокруг кажется мне чужим, пока на каминной полке в гостиной я не нахожу фотографию родителей со мной. Когда я жила в Бетнал-Грин, эта фотография висела у меня на холодильнике, прижатая магнитом.

Вот какая теперь у меня жизнь.

79

Через какое-то время мне удается собрать все недостающие кусочки для пазла, которым стала моя жизнь.

Я унаследовала титул графини де Грей, который по решению принца-регента с момента его появления передавали наследникам как мужского, так и женского пола.

Я нашла портрет леди Ребекки Шеридан, которая жила в 1816 году: она немного похожа на меня, но это не я. Она вышла замуж за маркиза, родила двух дочерей и умерла при родах третьей, в двадцать девять лет. Эта третья дочь оказалась моей прапрабабушкой.

Титул маркиза Леннокса прекратил свое существование – знак того, что наследников у моего кузена не было.

Помимо квартиры на Чарльз-стрит у меня также есть и некоторая недвижимость за городом.

Как раз вчера состоялась встреча с моим финансовым консультантом, мы обсуждали, как диверсифицировать мой инвестиционный портфель, и оценивали состояние моих счетов. Да, счетов, во множественном числе.

И кажется, меня знают в каждом бутике на Бонд-стрит.

Кроме этого, я все еще ни с кем не встречаюсь.

Но я не чувствую себя свободной. Больше всего я скучаю по Риду. Я поискала его имя в телефонном справочнике, спросила Джемму и Сесиль, есть ли или был в моей жизни мужчина по имени Рид, но эта надежда не оправдалась.

Он не бывший, с кем рано или поздно вновь столкнешься на улице. Его в Лондоне моего настоящего просто не существует.

И я все время задаюсь вопросом, где он и что делает, а ночью мне кажется, что он забирается ко мне в постель и обнимает меня, как много раз до этого.

Но утром я просыпаюсь, а на подушке нет бумажного кораблика от него.

Нет его запаха.

Из окон моей комнаты больше не видно его кабинета. Сейчас в соседнем доме расположены офисы.

Я понимаю, что никогда не смогла бы жить в 1816 году, но отказ от Рида был единственной настоящей жертвой, которую мне пришлось принести.

Настолько серьезной, что, когда я думаю о нем, у меня сжимается сердце, и я не могу дышать.

Никогда не понимаешь, насколько ценно мгновение, пока оно не становится воспоминанием, без которого ты уже не можешь жить.