Девушка из другой эпохи - Фелиция Кингсли
Гвенда хлопает меня по плечу:
– Времени больше нет.
Я отступаю к двери на месте шкафа и смотрю на Рида уже с другой стороны проема. Вижу, как он достает из кармана кусок тонкой белой ткани. Это моя перчатка, та, которую я потеряла на балу с масками, а он нашел.
– Я всегда буду хранить ее.
– Иди же, Ребекка, иди, – подталкивает меня Гвенда.
– А как же ты? – спрашиваю я.
– Мне уже столько лет, что для всех я просто эксцентричная старушка. Здесь мои знания нужнее. Иди же.
Не знаю, как нахожу в себе смелость отвернуться от Рида. Иду маленькими шажками в темноте: единственное, что сказала мне Гвенда, – идти прямо.
Неужели я правда это делаю.
Впечатление такое же, как и когда я шла сюда: узкий, похожий на тоннель проход, вызывающий клаустрофобию, только с каждым шагом на сердце становится все тяжелее.
Несколько раз я останавливаюсь, думая повернуть назад, но меня будто привязали к невидимой веревке, которая тянет меня вперед.
И тут меня засасывает воронка света, лишая оставшихся сил.
Возвращение в настоящее
77
– Ребекка? Ребекка, ты меня слышишь?
Меня зовет голос, но я не понимаю чей, я его не узнаю.
– Ребекка, ты в порядке?
78
Мне стоило огромных усилий просто открыть глаза: я чувствую себя так, словно меня ударили по голове. Хуже, чем после похмелья, когда мы с Мэй праздновали мой недавний день рождения.
Первое, что я осознаю, – это что я больше не в «Хэтчердс» и не в Британском музее: я лежу на кровати, которая напоминает эротический сон – такая она мягкая, эргономичная, удобная.
Не говоря уже о шелковых простынях и идеальной температуре в комнате – и какой комнате!
Это что, Моне на стене? Невозможно, должно быть, репродукция.
Минуточку! Если это Моне, или его копия, учитывая, что художник родился в 1840 году, то я уже точно не в 1816-м.
Портал сработал. Возможно, это потрясение связано как раз с возвращением в настоящее.
Я лежу, слушая тишину, разбирая все эмоции по полочкам: облегчение, смешанное с грустью, боль и спокойствие вместе.
Касаюсь безымянного пальца левой руки, который по-прежнему обернут шелком. Снимаю его, а под повязкой на покрасневшей коже виднеется татуировка, которую сделала Сунь-И.
Инстинктивно я целую узор в виде морского узла.
Я могла бы так лежать два дня, не вставая, переживая в памяти все мгновения жизни в 1816 году, но едва ли могу себе это позволить, учитывая, что нахожусь явно не у себя дома.
По крайней мере, я одна и в глубине души надеюсь, что не совершила ничего противозаконного, забравшись сюда.
Первая моя разумная мысль сейчас – как можно скорее и незаметнее исчезнуть.
На прикроватной тумбочке справа у кровати лежит мой клатч и телефон, поставленный на зарядку.
Связь есть, и сигнал хороший.
– Воскресенье, двенадцатое мая?! – восклицаю я, глядя на цифры на экране.
Я провела в 1816 году больше месяца, а в будущем не прошло и суток, учитывая, что сейчас четверть одиннадцатого…
– Библиотека! – вспоминаю я. – Я же опаздываю на работу!
Спрыгиваю с кровати, босиком пробегаю по изысканному паркету, пытаясь найти свою одежду, но ее нигде нет.
Кто-то надел на меня шелковый пижамный костюм от La Perla, который стоит больше, чем я плачу за квартиру. Аккуратно складываю его и кладу на подушку.
Может, мое платье, в котором я была вчера, в гардеробной? Наверное, это последний раз, когда я вспомню слово «гардеробная».
Но там нет ничего, кроме дорогой дизайнерской одежды, и на многих вещах до сих пор висит бирка Harrods, так что я одалживаю форму для йоги, которую обязательно верну, когда постираю.
Надеюсь, тот, кто так гостеприимно приютил меня, дал пижаму и уложил спать, не обидится.
Перед уходом пишу записку с благодарностями, кладу ее и ручку на столик и выхожу.
Спускаюсь на лифте, выхожу на улицу, и швейцар приветствует меня кивком. То, что он не вызвал полицию, обнадеживает.
Все еще не до конца придя в себя после возвращения из 1816 года, я не сразу понимаю, где нахожусь, поэтому открываю карты «Гугл» и обнаруживаю, что нахожусь прямо на Чарльз-стрит, где жила с кузеном Арчи, тетей Кальпурнией и дядей Элджерноном.
Жестокая ирония судьбы.
Пешком пересекаю квартал Мэйфер – там я сяду в метро на станции Грин-Парк и поеду в Блумсбери. Но каждый раз, когда я прохожу мимо здания, где была на каком-то приеме или в гостях, у меня сжимается сердце.
Дома леди Сефтон, Аузонии, Селесты…
К счастью, времени на размышления у меня мало, потому что через десять минут я уже захожу в библиотеку.
– Вот и я, – запыхавшись, говорю я, влетев в зал и огибая воскресных студентов. Дохожу до своего места, но за стойкой сидит Мэй. – Прости, я опоздала, будильник не прозвенел.
Похоже, ей позвонили, когда увидели, что меня нет… она, наверное, в ярости.
– Так или иначе, я здесь, если хочешь, можешь идти, я сама все объясню руководителю.
Но Мэй смотрит на меня, моргая и открыв рот:
– Идти куда? Объяснить что?
– Мы же поменялись сменами, я должна была прийти сегодня, а вчера ты работала за меня, – напоминаю я.
– Сменами? – Мэй все еще выглядит озадаченной. – Сегодня моя смена. И я не понимаю, почему должна меняться с человеком, который здесь не работает.
Должно быть, вчера Мэй закатила грандиозную вечеринку.
– Я работаю здесь, Мэй. – Достаю кошелек. – Смотри, у меня есть пр…
Где мой пропуск? Почему его нет в бумажнике с остальными документами?
– Графиня, – произносит мужской голос. – Графиня де Грей.
Рука в куртке протягивает мне сумку с компьютером.
– Графиня. Я был готов, как обычно, отвезти вас на машине, но швейцар сказал, что вы ушли пешком, так что я решил привезти вам компьютер. Вы оставили его вчера на заднем сиденье машины, я подумал, что он вам нужен.
Судя по его кепке, он шофер. Но не понимаю, почему он обращается ко мне?
– Прошу прощения?
– Желаете, чтобы я отвез вас на традиционный бранч в «Кларидж» с подругами, когда закончите свои дела здесь? – Он обращается ко мне так уверенно, что возразить сложно.
– У меня запланирован бранч? В «Кларидже»? – недоверчиво уточняю я.
– Как и каждое воскресенье, – уверенно подтверждает мужчина.
– С моими… подругами?
Он кивает:
– С Джеммой Паркер, герцогиней Берлингем, и Сесиль Локсли, маркизой Ханджфорд. Вы каждое
