Девушка из другой эпохи - Фелиция Кингсли

– Моя кузина – Сфинкс, – все еще не веря, бурчит он. – Безумие.

– Что именно безумие? – уточняю я. – То, что я умею писать или что публиковала истории под вымышленным именем?

– Что у тебя оказалась тайная жизнь и тебе удавалось все это от меня скрывать за образом строптивой дебютантки. Расследование смерти Эмили, загадочные истории Сфинкса… свои отношения с Ридланом.

– Знаешь, Арчи, именно потому, что нам, дебютанткам, отведена роль красивых статуэток, у нас много свободного времени, – отвечаю я. – Я нашла способ, как им воспользоваться. Все, мы приехали.

С подножки экипажа, остановившегося у редакции «Кроникл» на Флит-стрит, я схожу первой.

Стоит мне сказать имя Сфинкс, как меня сразу же провожают в кабинет Торпа.

– «Мумия с Оксфорд-стрит», – говорю я, протягивая ему стопку листов толщиной в три пальца.

– Я знал, что вы станете более сговорчивой, – самодовольно заявляет он. – Вот уже больше месяца жители Лондона не получали новых историй от Сфинкса.

– Читайте, – велит ему Рид.

– А вы кто такой? – раздраженно смотрит на него Торп. – И что здесь делаете?

Рид наклоняется над письменным столом и смотрит Торпу прямо в глаза:

– Поверьте, на самом деле вы не хотите этого знать.

Взгляд директора падает на выглядывающую из-под сюртука рукоять револьвера, он сглатывает и опускает взгляд на исписанные листы.

По мере того, как он перелистывает страницы, его лицо приобретает все более изумленное выражение.

– Но это правда или выдумка? – спрашивает он, вытаращившись на меня.

– Все правда, – подтверждает Арчи, кладя на стол копии документов, которые мы сделали. – До последнего слова.

– Это уже не просто рассказ о загадочном преступлении, – серьезно говорю ему я. – Это международный политический заговор. И у «Кроникл» будет эксклюзив.

Торп просматривает наши документы, потирая покрывшийся капельками пота лоб.

– Нам придется готовить это издание очень внимательно, до последней детали, на это понадобится около десяти дней, а еще придется увеличить тиражи…

– Специальное издание должно выйти завтра вечером, – перебивает его Рид. – В десять часов вечера весь Лондон должен иметь его на руках, и прежде всего в бальных залах «Олмака».

– Но это невозможно! – возмущается Торп.

– Если невозможно для вас, вероятно, какая-нибудь другая газета сможет, – возражает Арчи, подхватывая меня под локоть. – Идем. Я же говорил тебе, что надо было пойти в «Таймс». Они-то уж такую историю не упустят, даже если придется пускать ее в печать прямо сейчас.

– «Таймс»?! – вскакивает со своего места Торп. – Какой, черт побери, «Таймс»! Остановитесь, мы все сделаем!

– Очень хорошо. Я не сомневалась, что вы станете более сговорчивым, – усмехаюсь я.

– И сколько вы хотите за эту историю? – спрашивает он. – Я не могу заплатить столько же, сколько и «Таймс», надеюсь, вы это понимаете.

– Мне не нужно ничего кроме точности, скорости и секретности.

Торп открывает рот, задыхаясь, как рыба.

– Вы позволите опубликовать это бес… бесплатно?

– Об этом специальном издании из редакции не должно вылететь ни звука, равно как и из типографии. Считайте, что ваша жизнь – залог. А если нарушите договор, я лично приду за ней, – ледяным тоном сообщает Рид. – Сто экземпляров должно быть завтра в залах «Олмака», ровно в десять часов вечера.

Среда, 19 июня, 1816 год

72

Вся решимость, поддерживающая меня до сегодняшнего утра, испаряется в тот момент, когда мы отправляемся в «Олмак».

– Да у тебя совсем ледяные руки, дочка, – замечает дядя Элджернон, сидящий рядом со мной в карете и занимая почти все сиденье. – Если хочешь глоточек, у меня с собой фляжка, – шепчет он мне на ухо.

– Нет, спасибо, мне нужно сохранять трезвый рассудок. – Мой страх приобрел космические масштабы, и меня трясет, точно пневматическую дрель.

По дороге я несколько раз думаю, что ничего не получится, что произойдет самое худшее, что я ввязалась бог знает во что и надо как-то выбираться…

– Ребекка. – Арчи кладет руки мне на плечи, прижимая к спинке сиденья. – Дыши.

– Дышу. – Вдох, выдох. Вдох, выдох.

Когда мы приезжаем и пора выходить, меня снова охватывает паника.

Первой выходит тетя Кальпурния, за ней Арчи, который протягивает мне руку.

– Смелее, – шепчет он.

– Дядя. – Я быстро оборачиваюсь и в отчаянии смотрю на него. – Фляжку, быстрее.

Он протягивает мне серебряную емкость из-под подушки.

– Это брэ…

Но я не даю ему закончить, отвинчиваю крышку и залпом выпиваю все. Это мог быть нитроглицерин, я бы и не заметила.

– Спасибо, – благодарю я, возвращая ему фляжку.

Дядя берет фляжку и трясет ее, но не выливается ни капли.

– …брэнди девяносто пятого года, – заканчивает он.

– Мне он был просто необходим. – Протягиваю руку Арчи и спрыгиваю. – Наш выход.

Залы «Олмака» сегодня сияют во всех смыслах: регента принимают со всевозможными почестями.

Ходят слухи, что от этого вечера зависят приглашения на знаменитое празднество в Карлтон-хаусе, которое состоится в июле: тот, кто произведет впечатление на его высочество, окажется среди немногих приглашенных счастливчиков, остальные же будут вынуждены грустить дома.

Я держусь за руку Арчи, оглядывая главный зал, проверяя, есть ли среди присутствующих нужные нам люди, и тут ловлю взгляд Рида, который стоит в противоположном конце. Официально мы друг для друга никто, а правила нашей «долгой помолвки» предполагают, что в обществе мы ведем себя сдержанно и вежливо, и не более.

Он улыбается мне и подмигивает. При виде его мне становится спокойнее.

– О, да брось, ты до отвращения разнежилась, – произносит возникшая из ниоткуда Аузония.

– И тебе доброго вечера.

– Хватит пялиться на этого вульгарного негодяя Нокса с таким лицом!

– С каким?

– Как будто ты уже имена вашим детям выбираешь.

– Ты хочешь сказать мне что-то важное или только позлить?

– Сегодня утром я получила записку от леди Джорджии Резерфорд, вдовствующей герцогини Уиндэм, – удовлетворенно сообщает она. – Судя по всему, она в Лондоне – пригласила меня с матушкой к себе завтра на чай, на Гросвенор-сквер.

– Ты довольна?

– Теперь мне нужно как можно скорее избавиться от Максима Дювиля. Надеюсь, твой план сработает, иначе мне придется выйти за него замуж. Если я не стану герцогиней Уиндэм, то винить в этом буду только тебя.

– Теперь мне стало гораздо спокойнее, – с сарказмом замечаю я.

– Максим ни о чем не подозревает. Более того, он не находит себе места, ждет, чтобы родители скорее объявили о помолвке. – Она переводит взгляд на Фрэзеров: – А вот они выглядят подавленными и в дурном настроении. Очевидно, что пришли из чувства долга, чтобы отдать дань уважения его величеству, но на самом деле им хочется