Внедроман 2 - Алексей Небоходов
«Нашлись режиссёры и актёры, – думал он, подшивая документ в папку с надписью „На контроль“. – Картошка, капуста и эротическое кино. Абсурд, достойный пера зарубежного юмориста».
Вытер руки влажной салфеткой и устало откинулся на спинку кресла. Бобков слишком хорошо понимал: это дело, смешное на первый взгляд, способно обернуться серьёзными проблемами. Но внутренний голос успокаивал: с таким-то ангарным кинематографом КГБ справится.
«Будем надеяться», – подумал он и потянулся к следующему докладу, рассчитывая, что там будет что-то более вменяемое.
Тем временем Кузнецов осторожно вошёл в свой кабинет, тихо прикрыв дверь, словно боясь нарушить торжественную тишину библиотеки. На столе горела старомодная лампа с зелёным абажуром, освещая серые стены. Кабинет был аккуратен до педантичности, и каждая вещь здесь занимала своё законное, неприкосновенное место.
Сев за стол, Кузнецов достал из ящика тяжёлую папку с надписью «Дела оперативного контроля». Потрёпанная временем и частым использованием, папка выглядела почти по-домашнему. В ней хранились заметки и справки, казавшиеся важными когда-то, а теперь едва вспоминаемые. Выкинуть не решался – вдруг пригодится.
Аккуратно разложив бумаги, Леонид сверху поместил донос о загадочном Конотопове и его странных съёмках. Кузнецов доверял собственному чутью: в этом тексте была не просто нелепость, а наглая уверенность людей, привыкших балансировать на грани.
«Вот интересно, – подумал Кузнецов, разглядывая машинописные строчки. – Снимают кино прямо среди овощей. Как в нормальной голове сочетаются картошка, морковка и подобные сцены?»
Леонид снял очки, тщательно протёр и снова надел, словно вместе с пылью надеялся стереть абсурдность прочитанного. Но та осталась на месте, задорно ухмыляясь из каждой строки.
Решив подкрепиться, он заварил крепкий чай и откусил бутерброд с докторской колбасой, приготовленный утром женой. Вкус успокаивал, но на фоне прочитанного приобрёл оттенок гротеска.
«Времена такие, – невесело подумал Кузнецов, – даже колбаса стала метафорой советской действительности».
Леонид тихо усмехнулся нелепости ситуации и собственной сентиментальности, неуместной в стенах КГБ.
Глотнув чаю, он нажал кнопку селектора и спокойно произнёс:
– Петрушин, зайди ко мне.
Через мгновение дверь открыл молодой оперативник – высокий, нескладный, с бледным лицом и вечно растерянным взглядом, словно извиняющимся за своё существование.
– Вызывали, Леонид Борисович? – спросил он, нерешительно переминаясь в дверях, будто готовясь сбежать обратно.
– Садись, Петрушин, не стой в дверях. Сквозняком нервы продует, – сказал Кузнецов, пристально глядя поверх очков.
Петрушин смущённо присел на край стула, неуклюже пытаясь изобразить серьёзность.
– Значит так, слушай внимательно, – продолжил Леонид обстоятельно. – Появился деятель любопытный – Михаил Конотопов. Снимает кино специфическое, прямо на овощной базе. Представь себе: овощебаза, и вдруг люди голышом бегают и снимают сомнительные сцены. Ты вообще о таком слышал?
Петрушин растерянно заморгал:
– Нет, Леонид Борисович, не слышал. Хотя сейчас времена сами понимаете какие… Но на овощной базе – это уж совсем необычно.
– Именно так, Петрушин, необычно, – наставительно кивнул Леонид. – А наша работа и состоит в том, чтобы необычное сделать обычным. Узнай про этого кинодеятеля всё: кто за ним стоит, кто финансирует, какая у них аппаратура и цели, кроме очевидных. Дело тонкое. Тут не просто взять и посадить. Надо прояснить связи. Кто за «комбайнёрами любви», кто поддерживает. И главное – тихо, без глупостей.
– Понял, Леонид Борисович, – серьёзно кивнул Петрушин. – Сделаю аккуратно и тихо.
– Вот и отлично, – одобрительно улыбнулся Кузнецов. – А то ещё сам захочешь сняться в комбайнёрах. Не подведи.
Петрушин покраснел и решительно поднялся:
– Никак нет! Я уж лучше издали понаблюдаю.
– Хорошо, иди работай, – сказал Кузнецов. – И помни, нужны подробности. Чем больше, тем лучше.
– Так точно! – бодро отрапортовал Петрушин и поспешно вышел за дверь.
Леонид несколько секунд улыбался вслед, затем достал из шкафчика потрёпанную тетрадь с гербом СССР на обложке. Записав несколько пометок, он поколебался и нарисовал на полях крупный вопросительный знак.
Откинувшись в кресле, Кузнецов устало взглянул в окно. В сером здании напротив горели окна, там тоже люди делали вид, что работают на благо государства.
«Что-то не так, – думал он. – Слишком уверенно ведут себя эти люди. Кто-то их явно прикрывает».
Леонид тихо рассмеялся, допил уже остывший чай и снова посмотрел на серое здание, словно ожидая подсказки, как разобраться с этим странным киноделом.
Ранним утром у ворот овощной базы было необычно оживлённо. Рабочие таскали ящики с капустой, грузчики лениво курили у стены, из радиолы охранника звучала песня Марии Пахоменко про «рожь несжатую». Всё было обычно, если бы не группа людей, слишком старательно изображавших работников базы.
Переодетые оперативники в ватниках и резиновых сапогах выглядели подозрительно аккуратно, но рабочим овощебазы было не до того, чтобы их замечать. Один демонстративно таскал пустые ящики, второй серьёзно изучал сводки поставок, третий ходил с фотоаппаратом «Зенит», изображая фотографа многотиражки.
– Вася, я правильно понимаю, что мы весь день должны морковку туда-сюда перекладывать? – уныло спросил оперативник, глядя на пустой ящик с неподдельной тоской.
– Ты главное не переживай, Игорёк, – поучительно ответил старший товарищ, качая головой. – Морковку будем сортировать долго и вдумчиво, пока она не заговорит.
Первым объектом наблюдения стал Сергей Петров, киномеханик и завсегдатай овощебазы. Сергей шёл уверенно, весело махнул рукой охраннику Степанычу, лениво стоявшему в будке.
– Здорово, Степаныч! Что такой хмурый с утра? Картошка проросла или капуста завяла? – окликнул он.
Степаныч задумчиво пожевал ус и с философской серьёзностью ответил:
– Ты бы, Серёга, не о капусте думал, а о нравственном облике нашем советском. Совсем вы тут распоясались, кино странное снимаете. Говорят, про любовь с техникой?
Сергей рассмеялся и добродушно хлопнул охранника по плечу:
– Ну ты даёшь! Нравственный облик у нас в полном порядке. Что плохого, если люди картошку любят? Любовь к овощам – чисто советская, пролетарская. Вот ты капусту любишь?
Охранник замялся, а Сергей направился к ангару, не подозревая, что «фотограф многотиражки» уже запечатлел его на плёнку.
Следом подошла Ольга Петровна. Женщина нервно оглянулась и зачем-то поправила волосы. Её движения выдавали напряжение человека, ощущавшего на себе чей-то пристальный взгляд.
– Доброе утро, Ольга Петровна, – вежливо произнёс Степаныч с показным равнодушием. – Как настроение? Всё снимаетесь?
Ольга вспыхнула и осторожно улыбнулась:
– Да какое там настроение! У нас овощная база, а не «Мосфильм». У нас художественный эксперимент такой, просветительская работа с населением.
Оперативник за ящиками с морковью тихонько усмехнулся, снимая Ольгу в профиль и записывая в блокнот: «Объект нервничает, оправдывается, ведёт себя подозрительно».
К воротам подошёл Алексей – невысокий мужчина в очках, которые постоянно поправлял. Шёл он осторожно, но выглядел спокойно и уверенно.
– Приветствую, товарищи, – тихо и вежливо сказал Алексей, чуть наклонив голову. – День сегодня необычный. Народу с утра – будто митинг.
