Внедроман 2 - Алексей Небоходов
Все трое прыснули смехом, забыв на мгновение о тревоге. Михаил махнул рукой, приглашая друзей в небольшую комнату за ареной, бывшую когда-то гардеробной артистов, а теперь превращённую в импровизированный штаб. Помещение пахло пылью, старыми костюмами и советским лаком – смесью ароматов, напоминающих Михаилу подвалы школьных театров и детство, ушедшее вместе с первой сигаретой и вторым поцелуем.
Усевшись на деревянные стулья с осторожностью, будто боялись разбудить духов бывших цирковых звёзд, мужчины замолчали. Первым заговорил Михаил, медленно потирая подбородок, словно режиссёр, обдумывающий новую постановку:
– Друзья, несмотря на сложности, вечер удался на славу. Судя по глазам гостей, многим это заменило пятилетний курс в партийном санатории.
– Точно, – кивнул Алексей, листая блокнот. – В списке теперь минимум десять новых клиентов, готовых регулярно ходить и приводить знакомых. Правда, я напрягся, когда ты сказал про подозрительного типа. Его у меня в списке не оказалось.
– Это хуже всего, – нахмурился Михаил. – Он выглядел не случайным любопытным, а специально подготовленным наблюдателем. Такое соседство беспокоит больше, чем очередной пьяный замминистра, предлагающий снять эротическую драму на территории райкома.
Сергей усмехнулся, иронично глядя на коробку с плёнкой:
– Замминистра явно переоценил свои актёрские способности, изображая сознательного гражданина. Но плёнка в безопасности. Будет распространяться только среди клиентов, лично одобренных покровителем со Старой площади. Так что «Любовь на трапеции» останется секретом ровно настолько, насколько это возможно в нашей стране победившего социализма.
– Отлично, – Михаил кивнул. – Но после сегодняшнего контроль надо ужесточить. В следующий раз гостей будет меньше, и проверять их будем трижды: сначала ты, потом Олег Брониславович, затем снова ты – на случай, если кого-то пропустили.
Алексей с притворной усталостью закатил глаза:
– Миша, после такой проверки нас можно официально признать филиалом Бюро пропусков КГБ. Но ты прав. Сегодня же ночью сообщу Олегу Брониславовичу про нашего гостя-невидимку. Пусть его люди разбираются, откуда взялся неучтённый товарищ. И ещё – добавим пару человек на вход. Серёга мог бы перестать изображать незаметного оператора и стать серьёзным лицом со списком.
Но тот лишь протестующе замахал руками:
– Нет, господа, моя задача – творчество. Я готов делать записи, монтировать и показывать, но ставить крест на операторской карьере и становиться охранником культурной программы партии – увольте!
Михаил поднял ладонь, примирительно улыбаясь:
– Хорошо, Сергей, продолжай творить. Но тогда придётся найти другого надёжного человека для проверки гостей. Сегодняшняя ситуация не должна повториться. Это новая реальность, друзья мои, и жить в ней надо осторожно.
Алексей усмехнулся, хлопнув Конотопова по плечу:
– Миша, по-моему, ты от этой опасной игры уже даже удовольствие получаешь. Пора признаться, что именно адреналин заставляет тебя придумывать всё новые безумства.
– Возможно, – не стал отрицать бывший олигарх. – Но разве это плохо? Наш проект вышел на уровень, о котором мы не мечтали год назад. Конечно, есть риски, но они делают жизнь интересной. Представляете, как скучны были бы наши дни, если бы мы каждый вечер обсуждали надои в совхозах?
Все трое рассмеялись, представив эту картину, и поднялись со стульев. Выйдя на пустынный Цветной бульвар, вдохнув прохладный ночной воздух, Михаил почувствовал себя счастливым – несмотря на подозрительного гостя, риск и необходимость балансировать на грани, он точно знал, что не променяет эту жизнь на тихое, безопасное существование обычного советского гражданина.
В конце концов, подумал он, садясь в машину и глядя на пустые московские улицы, без риска и адреналина жизнь похожа на речь генерального секретаря – долгую, бессмысленную и вызывающую непреодолимое желание поскорее заснуть.
Глава 5. Бумага пахнет страхом
Начальник 5-го управления КГБ Филипп Бобков сидел в просторном кабинете на Лубянке и задумчиво просматривал отобранные документы. Бумаг было немного – страниц десять, но зато каждая тщательно отфильтрована аналитиками. Бобков давно привык, что случайные бумаги на его стол не попадали. В доносах, ложившихся перед ним, всегда скрывался потенциал неприятностей как для отдельных граждан, так и для всего ведомства.
Внимание Бобкова привлёк небольшой донос на пожелтевшем листе с характерным смещением буквы «Р». Бумага дешёвая, тонкая, пахла типографской краской и ещё чем-то едва уловимым – страхом ли, мелочной завистью ли. Прочитав его снова, Филипп Денисович неожиданно усмехнулся, покачал головой и поправил галстук, почувствовав раздражение.
В доносе сообщалось, что некий Михаил Конотопов прямо на территории овощной базы устроил киностудию, где снимает фильмы порнографического характера. Автор с плохо скрываемым восторгом перечислял детали: «сцены с комбайнами», «женщины из сельского актива», «ночные съёмки с колхозным освещением». Подробности выглядели нелепым розыгрышем, хотя автор старательно держался официального тона, что делало документ ещё смешнее.
«Прямо производственный романтизм какой-то», – подумал Бобков, едва удержав улыбку. Но абсурдность происходящего быстро уступила место привычному раздражению: у этого спектакля были фамилии и адреса, и это беспокоило больше всего.
Бобков нажал на селектор:
– Пришлите ко мне Кузнецова.
Через несколько минут дверь осторожно открылась, и в кабинет вошёл Леонид Кузнецов, плотный, средних лет, совершенно невыразительный человек в сером костюме, всегда чуть великоватом для него. Его взгляд за очками был одновременно настороженным и спокойным, готовым ко всему.
– Садитесь, Леонид, – произнёс Бобков, подвинув к нему злополучный лист. – Ознакомьтесь. Любопытная кинематография тут у нас появилась.
Кузнецов внимательно прочитал донос, словно изучал меню заводской столовой. Постепенно его брови слегка поползли вверх, а уголок рта дрогнул в едва заметной усмешке. Дочитав, он аккуратно положил бумагу на стол и кашлянул в кулак:
– Да, случай, конечно, необычный. Даже новаторский. Но овощная база… Понимаю, дефицит декораций, но чтобы вот так, среди ящиков с картошкой и свёклой…
– Меня другое волнует, – прервал его Бобков, сцепив пальцы на столе. – Почему никто раньше не заметил? Куда смотрят оперативники? Что дальше – танцы трактористов под «Славу КПСС»?
Кузнецов благоразумно промолчал, понимая, что ответа не требуется, и лишь поправил очки, скрывая мелькнувшее в глазах напряжение.
– Дело поручаю лично тебе, – продолжил Бобков жёстко. – Конотопова под контроль. Узнай, кто его прикрывает, финансирует, и главное – кто эту продукцию смотрит и участвует ли кто из высокопоставленных. Сделай всё максимально деликатно, без скандалов.
– Сделаем аккуратно и тихо, Филипп Денисович, – осторожно кивнул Кузнецов.
– Очень на это рассчитываю, – Бобков устало вздохнул, снова взглянув на листок. – Иди, Леонид. Через неделю жду результатов.
Кузнецов сложил бумагу в папку и бесшумно вышел, прикрыв тяжёлую дверь.
Оставшись один, Бобков снова перечитал донос. Он представил нелепую сцену: полумрак овощного склада, трактора с фарами вместо софитов, девушки в косынках, мужчины с серьёзными лицами, произносящие реплики о «трудовых буднях механизаторов». От
