Ведьма - Янис Маулиньш
В следующий раз он проснулся, когда и дом, и город спали. Возможно, проснулся именно от тишины. Прошуршало шинами одинокое такси. Где-то стукнула дверь. Очень далеко, возможно в соседнем подъезде, а может быть где-то наверху в их подъезде. Никогда раньше он не задумывался над тем, на какое расстояние разносятся звуки.
Фонари на улице погасли. Телевизор у соседей молчал. Комната была погружена в глубокую тьму, а над ним нависла какая-то серая бесформенная масса. Хотелось спать. Но заснуть он не мог. Циркуляция воды, казалось, прекратилась и, возможно, именно поэтому на сердце навалилась тяжесть. «Что это за странная болезнь? — думал Валдис. — Никогда ничего подобного не испытывал. Горло не болцт, живот не болит, не ломает. Только вот голову время от времени пронзает острая боль и что-то держит ее в тисках. Неужели это все Венда? Кажется, ни у одного из мужей ведьм не было такой лихорадки, просто-таки конец света». Валдис кончиком языка потрогал обломившийся зуб, грань была острой, значит не выдумал. Надо сосредоточиться и тщательно следить за течением болезни. Ведь, пожалуй, такая странная болезнь не изучалась, во всяком случае, ему это неизвестно. Валдис надеялся, что сумеет верно передать свои ощущения, а со всем остальным справится умный опытный врач. Он представил себе пожилого мужчину в очках, с небольшим чемоданчиком. Конечно, он не станет говорить доктору о своих предположениях — о ведьмином проклятии, просто точно перескажет все признаки…
Он перевернулся на живот. Откуда-то из тайников организма поступил неясный сигнал — нельзя лежать на спине. Переменив положение, он почувствовал облегчение. «Странно, — подумал он. — Что бы это значило?»
Он снова заснул и в ночной тишине спал крепче. Просыпался несколько раз и, сделав все, что нужно, снова засыпал. Сознание было укутано серым покровом безразличия.
Под утро он впал в полубессознательное состояние. Ощущал тяжесть тела, пружины дивана, каждую морщинку на простыне, вес одеяла, углы подушки, свои примятые уши, сильное сердцебиение. Да, сердце действительно работало чертовски быстро и было такое ощущение, что работало вхолостую.
Когда за стеной и за дверью зашумели соседи, Валдис окончательно проснулся и вспомнил о Венде. Лучше ему не стало и исчезла последняя надежда скрыть от жены свою болезнь. Он лежал на боку в полной растерянности, обессилевший. Он и предположить не мог, что момент признания окажется столь важным. Накинув на плечи одеяло и придерживая его руками, он вышел в кухню.
Двигаясь, он чувствовал себя лучше. Не лихорадило. Только красноватый свет электрической лампочки резко ударил по глазам. Дикая мысль пришла в голову, когда он нажимал на выключатель, — он подносит запал к наставленной на него пушке.
«Люксофобия, — вспомнилось почему-то иностранное слово. — Это я опишу, чтобы исследователи феномена ведьм наконец-то имели точную информацию».
И тут его внезапно зазнобило. В комнате и в кухне стало еще холоднее, и прогулка с одеялом на плечах оказалась слишком рискованным предприятием. Его так заколотило, что он с трудом донес до комнаты бутылку с водой. Дергались все мышцы, трицепсы и квадрицепсы на ногах, и походка напоминала какой-то странный танец. Дверь в кухню он не закрыл. Надо было выбрать одно из двух: или оставить дверь открытой, или уронить бутылку на пол.
В остывшей постели мышечные спазмы усилились. «Тут уж-ж сс-сила воли не п-ппоможет», — стуча зубами, бормотал он, натягивая на голову одеяло. «Господи! Боже мой!» — повторял он про себя. Громко говорить не было сил, хотя почему-то очень хотелось кричать. И совсем ему стало себя жалко, когда он вспомнил, что очень скоро — примерно через полчаса — в этом беспомощном состоянии его застанет Венда.
«Чертовы кандидаты, чертовы доктора с манерами английских лордов, — с ненавистью думал он о биологах, забыв о всякой объективности и справедливости. — Три месяца фильтруете, с центрифугой возитесь, манипулируете какими-то бредовыми Pf-смесями, а ничего не изменилось. Ничего! Ничего! О, господи!» Он прижал руки к лицу и всхлипнул — плакать не мог. Все усилия организма поглотил рефлекс самосохранения: надо было трясти костями изо всех сил.
И все-таки ночь что то дала ему или же организм просто приспособился к новому состоянию. Трясти перестало, и с минуту Валдис чувствовал себя почти нормально. Подгоняемый любопытством, он сунул под мышку градусник и выключил ночник.
Ручку входной двери нажала уверенная рука. Дверь скрипнула. Через мгновение ключ скрежетал в замочной скважине. Раздался щелчок, резкий поворот ключа, словно сомкнулись челюсти, и дверь открылась.
Венда зажгла в кухне свет. Положила на стул сетку с покупками. «Интересно, как она выглядит, когда бывает одна», — мелькнула мысль, которая испугала самого Валдиса. Он буквально сжался, столько немотивированной, затаенной вражды заключалось в ней. Но запретить себе думать не сумел. Мысль стала развиваться, становилась все чудовищней и бессвязнее. Как-то, еще весной, на работе зашел разговор о ядах. Кто его начал, Валдис не помнил, поскольку этим вопросом тогда не интересовался. Кто-то принес на работу историю криминалистики, где говорилось, что в наше время или совсем недавно какая-то женщина старинным ядом арсеном отравила одиннадцать человек: родственников и соседей, и ни одна экспертиза не сумела доказать ее вину. Неистовое, нечеловеческое зло и трагическая неспособность доказать преступление…
Валдис лежал с закрытыми глазами. Мелькнувшее недоверие к Венде сдавило грудь, душило его. «До чего же быстро я стал подлецом», — подумал он, и на лице отразились боль и отчаяние.
В комнате зажегся свет. Валдис разжал веки. Венда стояла возле кухонной двери в расстегнутом пальто. Стройная, красивая. Глаза ее напоминали остывший пепел. Окинув взглядом кровать, ночной столик, лицо Валдиса, она спросила спокойно и деловито:
— Температура?
Валдис молча вытащил из-под мышки термометр. Говорить не было сил, отвечать не было сил.
— Сорок и одна десятая, — сказала она.
Он собрался было заговорить с ней, но побоялся услышать свой голос. Что если хватит сил только на шепот?
— Я схожу за дровами, — приглушенно сказала Венда. Застегнула пальто, взяла мешок и вышла. Спешила, даже не переоделась. Венда, конечно же, не при чем. Мрачные подозрения могли родиться лишь в голове совершенно измученного человека. Он стал прикидывать, какова вероятность, что болезнь — результат дьявольского
