Железный лев. Том 3. Падаванство - Михаил Алексеевич Ланцов

— Михаил Павлович в восторге и желает, чтобы вы изготовили такую же пушку в калибре четыре дюйма.

— Погодите, а как он вообще сделал какие-то выводы? Обычного осмотра вряд ли было бы достаточно.

— Из Казани пришла партия полусотни чугунных бомб.

— А… снаряды все же доставили.

— И их все расстреляли. Употребил их к своему интересу наш беспокойный адмирал, разбив в щепки изрядно крепких щитов. Михаил Павлович наблюдал за этим и чрезвычайно впечатлен.

— Боюсь, что… — замялся граф.

— Ну же, смелее. Вы можете говорить совершенно свободно.

— Производство этих пушек не налажено. И я не уверен, что оно произойдет быстро. Михаил Павлович же, насколько я могу понимать, желал бы эти четырехдюймовки поставить в войска, заменив ими какой-то вид пушек.

— Все верно. Батарейные роты в артиллерийских бригадах.

— Угу… Значит, вместо 12-фунтовых пушек и полупудовых «единорогов» держать вот такие. У нас тридцать бригад, в каждой по дюжине так орудий. Итого триста шестьдесят пушек. Мда. Честно, Ваше Императорское величество, я даже в годах не могу предположить сколько я их делать буду. А надо ведь сначала для кораблей. Очень надо. Если мы не придумаем, как сломать лицо эти благородным пиратам, нам придется очень плохо.

— Понимаю, — с улыбкой кивнул Николай Павлович. — Значит, не хотите на флот?

— Ну какой из меня моряк?

— Да-да. Вы это уже говорили. — хохотнул он. — Станете первым состоятельным русским адмиралом[3]. Неужели вам это неинтересно? Жаль, жаль.

— Михаил Петрович все же решился так выделить мне три линейных корабля на переделку? Ему ведь пушка понравилась, как я понял.

— Нет.

— Понял. — подобрался Лев Николаевич, постаравшись не выдать своего разочарования.

— Боюсь, что вас ввели в заблуждение относительно нашего флота в Черном море. Сейчас там нет трех одинаковых линейных кораблей. Новейший «Двенадцать апостолов» одинок. Второй корабль по тому же проекту — «Париж», который вы упоминали в разговоре, спустят только в этом году. И то ближе к концу года. А третий только в планах.

— Оу… — почесал затылок граф.

— Вы в своем любопытстве узнали больше, чем надо, из-за чего сильно напутали. — улыбнулся император. — В Черноморском флоте сейчас нет трех одинаковых линейных кораблей. Во всяком случае, самых сильных, о ста и более пушках.

— А другие?

— Михаил Петрович считает, что задуманные вами корабли нет смысла перестраивать из каких-либо линейных кораблей. Их лучше создавать целиком, обозвав для видимости пароходофрегатами, чтобы англичан не смущать. Кто из них станет особенно следить за судьбой этих вспомогательных кораблей? А по своим размерам они отлично подходят.

— Это неожиданный, но здравый ход, — кивнул граф.

— Отчего же здравый? — оживился император.

— Меньше пушек потребуется и брони, да и можно будет обойтись машинами послабее для подходящей скорости. Выше вероятность, что у нас все сложится. А парусному линейному кораблю порой и «одной таблетки» с этой восьмидюймовки будет достаточно. Поэтому большого количества пушек и не надо. Особенно на этих дистанциях боя, когда все стреляют в упор практически.

— Вы точно с ним не сговаривались?

— Никак нет.

— Странно. Но он именно этим и мотивировал свое решение.

— Да? Занятно.

— И чем вы можете это объяснить?

— Только старинной пословицей о том, что у дураков мысли сходятся, — на «голубом глазу» с максимально серьезным лицом выдал Лев Николаевич, а потом не выдержал и улыбнулся.

Николай Павлович и Милютин хохотнули. После чего император продолжил:

— На самом деле пушка тут ни при чем. Да, он поставил условие вам и немного поморочил голову мне. Однако Михаил Петрович еще в июне, сразу как вернулся из Казани, отправил корабли в Аргентину и Парагвай за обозначенным вам деревом кебрачо.

— О! Это отрадно слышать.

— Он собирается эти новые пароходофрегаты строить из него целиком.

— Оно же ужасно обрабатывается!

— Зато выдерживает в морской воде по двадцать-тридцать лет, противостоя пожиранию червями. Это дорого стоит. Если все правильно сделать, то такие пароходофрегаты смогут активно действовать два десятилетия или дольше.

— Полагаю, что за два десятилетия они устарею. — грустно произнес Лев Николаевич. — Впрочем… это интересное решение. Он прямо на три пароходофрегата закупил уже кебрачо?

— На два. Пока на два. Он с Леонтием Васильевичем и полицией продолжает наводить порядок в Севастополе. Сейчас, говорят, там идет настоящая охота на ведьм. Ищут всех шпионов и неблагонадежных. На местной севастопольской верфи эти корабли строить и будут. А она только два эллинга имеет под фрегаты.

— Пилить будет столько такой трудной древесины очень сложно.

— Это так. Поэтому с николаевской и херсонской верфей уже почти тысяча человек в Севастополь временно переведена.

— Так к лету эти фрегаты будут?

— Будут. — улыбнулся Николай Павлович. — Только корпуса. Дальше вы уже сам.

— А…

— Что?

— Да нет. Все понимаю. Это здравое решение. Мне действительно не хватает знания материальной части флота.

— Вот, — кивнул император на папку, — описание будущих броненосных фрегатов. Чтобы вы смогли подготовиться. А здесь, — тронул Николай Павлович вторую папку, лежащую перед ним, — свидетельство о завершении академии генерального штаба по высшему разряду, приказ о присвоении вам звания ротмистра кавалерии и пожалования вас флигель-адъютантом[4].

— Служу империи! — рявкнул Лев и щелкнул каблуками, а потом, словно спохватившись, добавил: — И императору!

— Вы неподражаемы, — смешливо фыркнул Николай Павлович. — Берите эти папки и ступайте. Отдыхайте. Ваша свадьба скоро?

— Послезавтра, во вторник.

— Славно. Славно. — покивал император. — Ступайте. Отдыхайте. А вы, Дмитрий Алексеевич, останьтесь…

[1] Патенты на 1849 год на печатные машинки имелись, но серийных образцов не наблюдалось.

[2] Лазарев М. П. страдал от болей в желудке с 1845 года. В январе 1851 года ему поставили диагноз «рак желудка» и отправили лечиться в Вену, где он через пару месяцев и умер. После смерти вскрытие не производилось, во всяком случае о нем нет упоминания. Такое длительное течение рака желудка в стадии, когда уже пошли боли, не типично и не характерно. А вот язва, имевшая схожую симптоматика могла и дольше длится. Поэтому автор предполагает, что у Лазарева была именно язва, и отдых в течение месяцев позволил его организму справиться с проблемой.

[3] Здесь идет отсылка на популярную поговорку тех лет: «умный — в артиллерии, богатый