Жизнь – что простокваша - Антонина Шнайдер-Стремякова
– Ну и шутники! С бабулей поиграли, даже ногти накрасили! Впервые в жизни «мандикюр» попробовала, рядом с молодыми усадили. У немцев так не делали, но мне понравилось.
Две пары чуть выглядывавших ногтей, что были один в один!.. Один цвет… одна длина… одна форма!..
Глаза с девчоночьими ресницами косили в нашу сторону. Он кусал губы, просил помощи. Затем напряжённо начал всматриваться. «Я знаю – вот эти», – прикоснулся он к Алиным пальчикам. Под всеобщее ликование сняли простынки, и молодые бросились друг к другу.
Отправились к дворцу бракосочетания. Невест много – одна другой краше. «Наша самая красивая!» – гордилась мать жениха.
После церемонии бракосочетания традиционно поехали к вечному огню. Аля, в свадебном платье и короткой фате, смотрелась романтичной девушкой из прошлого века. Мимо прошёл мужчина с маленьким сыном. Мальчишка оторвался от руки и заколдованно уставился на невесту. Отец звал – ребёнок не реагировал. «Нравится?» – наклонился папаша. Не отрывая глаз, мальчик. кивнул: «Я тоже такую хочу!» – «Когда подрастёшь. А сейчас – пойдём!» – и увёл упиравшегося мальчонку, очарованно продолжавшего оглядываться на невесту.
Кортеж отправился к кафе – месту свадьбы в загородном посёлке жениха, в котором почти четверть века прожили и мы. Две машины – молодых и Володина со мной, мамой и папой Лео – оторвались от других и понеслись к бору: пусть попереживают, что не уберегли и потеряли жениха с невестой.
Достали вино. Стоя выпили. Аля потянулась к губам мужа – он ответил лёгким поцелуем.
– Она любит. Это видно, – тихо констатировала довольная мама.
Сваты и гости у дома жениха были в растерянности: куда девались молодые?.. И вот уже за нашей машиной из-за угла показалась другая – та, что была главной; та, которую ждали. Мать жениха всплеснула руками: «Ой!» – и побежала в дом за хлебом-солью.
После свадьбы молодые уезжали в воинскую часть к месту сверхсрочной службы мужа – посёлок Монгохто Хабаровского края. Сергей убедил Алю не выписываться из квартиры: служил он в районе, приравненном к крайнему северу, и она получала право на бронь – а вдруг придётся вернуться? Перевезли в город мебель и вещи, но встретили дикое сопротивление местной администрации и бронь сделать не сумели: терять квартиру власть не хотела. Переложив свои заботы на меня, Аля с Сергеем оставили доверенность и уехали.
Зная беззащитную, романтичную, не приспособленную к трудностям дочь, я плакала: кто защитит, убережёт от разочарований и стрессов? Она уезжала в неизвестность – это пугало. Со сватами стояла я у большого междугороднего автобуса, что увозил их в аэропорт Новосибирска. За окном улыбались молодые, мы махала им, пока ещё счастливым.
Душа тоскливо ныла – для лучшей доли ребёнка растила. В чужом суровом краю, вдали от родных, эта доля навряд ли быть могла лучшей.
Борьба за ордер
С руки сняли гипс, и я поехала в район бороться за бронь. Ранним, ещё тёмным утром по свежей пороше шла к дому Али с тяжёлыми мыслями.
Открыла дверь – пусто. На широких подоконниках и полу – много пыли: ветром открыло форточку и разбило стекло. Батареи горячие – тепло. В углу – ведро и тряпка. С рукой, не разработанной после гипса, я кое-как всё вымыла. «Жить бы да жить – квартира хорошая, так надо было на край света ехать, чтобы ютиться в барачной комнатушке без воды, без центрального отопления», – с грустью судила я дочь. Умылась, чуть пожевала и отправилась к Вере – жила она рядом.
Вера только что проснулась. Поговорили. Она наставляла, к кому в администрации зайти, кому на глаза лучше не попадаться, где платить коммунальные услуги.
На глаза я попалась той, кому лучше было не попадаться. Строго меня измерив, девйца заявила, что по вопросу этой квартиры администрация «подала уже иск», – мне ничего не оставалось, как идти к судье. На счастье, был приёмный день. Судья, мужчина лет сорока, огорчил:
– Закон на стороне вашей дочери, но дело это сложное. Тут власть замешана, спорить с нею нет мне резона – я местный.
Невроз, ставший, видимо, после развода хроническим, сработал – ресницы сделались мокрыми, губы задрожали. Судья молча ждал. Я успокоилась и тихо пожаловалась:
– Двое у меня, одна их поднимала – помощи ниоткуда и ни от кого. Как немка, всегда, везде и во всём стучалась в закрытую дверь. Вот и сейчас… Закон на нашей стороне, а вот поди – докажи!
– Сочувствую – тоже немец.
– Ну, так помогите ж! – оживилась я.
Судья вынес решение в пользу Али, но ордер администрация не выдавала. Трижды приезжала – трижды безрезультатно.
Пришлось в Барнауле, краевом центре, записаться на приём к помощнику президента – бывшему «афганцу». В бумаге, которую он написал, указывалось на незаконные действия местной администрации. Мне нужно было другое – предписание о выполнении решения суда к определённому сроку, и я сказала, что текст меня не устраивает. Помощник удивился: «Тогда напишите сами, если такая… знающая!»
– Хорошо, – кивнула я, вышла к секретарю и попросила бумагу.
Написала, что районная администрация понесёт ответственность «к… за невыполнение решения районного суда от… и игнорирование указаний помощника главы государства». Он прочёл, улыбнулся и приказал отпечатать текст. На сей раз в район уезжала я без той ноющей тревоги, которая изматывала: унижения были невыносимы.
Решительная девица ознакомилась с бумагой и начала читать «лекцию» о моей «бессовестности». Ордер, мол, выдавать запрещено – квартира была выделена под общежитие для работников школы искусств.
Я молча выслушала мораль и отпела ей свою:
– Ни я, ни дочь не могли предугадать такую ситуацию. Я намного старше вас, 37 лет проработала в образовании, от государства просто «за так» ни рубля не получила. По какому праву вы смеете вправлять мне мозги? Я действую по закону и от имени дочери, жены военнослужащего, защищающего, кстати, и вас тоже! Если не выдадите ордер, у вас будут крупные неприятности и неизвестно, останетесь ли тогда на работе.
Уничтожив меня взглядом, решительная девйца решительно оставила кабинет. Чуть погодя, вошёл мужчина и сказал, что человека, который выдаёт ордера, нет сегодня на месте.
– Хорошо, приду утром.
Вечером мы с Верой сидели на кухне. Она слушала мою печально-жалобную историю, успокаивала и одновременно просвещала – по секрету. Её полудетективные рассказы воспринимались мною, как новорожденной: я не предполагала, что власть на местах может творить такой беспредел.
– Не отступай. Ну и что, что билет пропадёт? Другой купишь –
