Зверь - Кармен Мола
— Нет, она не здесь. Вставай, тебе пора.
— Куда? Меня убьют?
— Наоборот, мы подарим тебе вечную жизнь. Ничто больше не будет тебя тревожить — ни голод, ни холод, ни холера. Тебе очень повезло.
Клара не знала, кто эта дама, но от нее приятно пахло, и она была красиво одета, — именно о таких платьях они с сестрой мечтали, Лусия часто описывала их в сказках. Да, сеньора выглядела великолепно, но что-то в ее глазах вызывало дрожь. Было в них что-то нечеловеческое.
— Сестра очень тобой гордится.
— Откуда вы ее знаете?
— Мы с Лусией очень близки. Настолько, что она живет в моем доме. Смотри.
Дама показала ей кольцо, и Клара узнала два скрещенных молота.
— Лусия смогла получить его обратно?
— Конечно! И сразу отдала мне. Понимаешь, насколько мы с ней дружны?
Но Клара не верила даме. Если бы она только могла поверить, что все, связанное с заточением в подземелье, голодом, зловонными ночными горшками и тюремщиками в капюшонах, осталось позади! Что рассказ Хуаны оказался обманом и девочек не разрывают на куски.
— Моя сестра знает, что я здесь? Я ее увижу?
— Возможно, уже сегодня вечером. Ты бы этого хотела?
— Да.
— В таком случае давай приготовимся. Выпей вот это…
Дама достала из кармана маленькую бутылочку с красной жидкостью. Клара посмотрела на нее с опаской:
— Я уже пила. Больше не хочу.
— Ты должна это выпить.
— А если не выпью?
— Придется.
Этот взгляд… Эти глаза, которые пытались смотреть по-доброму, но у них ничего не получалось. Дама вынула из бутылочки пробку, и девочка послушно выпила.
— Все до дна.
Клара подчинилась. Сначала она ничего не почувствовала, но уже через несколько минут ей стало лучше, спокойнее. Прошли боль в животе, нервозность и страх — никогда в жизни ей не было так хорошо.
Дама открыла дверь и выглянула в коридор:
— Она готова.
77
____
Тревогу подняла беззубая старуха. Соплячка в их камере облевала всю койку, металась в жару! Это признаки болезни! Надзиратель отступил — подальше от чересчур энергичной арестантки, но одноногий Маурисио, который наблюдал за происходящим из своей камеры, не сомневался, что на самом деле его испугало страшное слово «холера».
— Не приближайся ко мне! Проваливай в свою камеру! — кричал надзиратель.
— Не пойду, пока оттуда не вытащат девчонку! — вопила старуха.
Все женское отделение гудело. Кто-то кричал, кто-то колотил кулаком по прутьям — обычная прелюдия к беспорядкам. Две арестантки, повязав грязными тряпками рты, вытащили Лусию в коридор и бросили на пол, под ноги охраннику.
— Она все кишки выблевала! У нее холера!
Лусия извивалась на полу. Рвотой были перепачканы даже ее короткие волосы. Маурисио вышел из камеры и с притворной брезгливостью приблизился к девочке.
— В котором часу приходит повозка?
Одноногий знал, что каждый день, ближе к вечеру, в тюрьму приезжает повозка и увозит тех, кто заболел холерой, в Саладеро или в лазарет Вальверде.
— Она у ворот, туда как раз грузят двоих из другого отделения.
— Давай-ка я тебе помогу.
Охранник завязал себе рот и нос — этому он научился во время поездок в лазарет. Вдвоем они потащили Лусию к воротам. По дороге Маурисио думал, что этот человек понятия не имеет, что такое настоящая мерзость. Чуть раньше хромой приготовил массу из листьев и голубиного помета и видел, как Лусия это съела. Чудодейственное средство: через десять минут она корчилась от боли в кишках, а еще через две минуты у нее началась неудержимая рвота. Лусия безвольно повисла на руках надзирателя, а Маурисио уже сожалел о приступе гуманности, который обойдется ему слишком дорого. Придется не только заплатить старухе за истерику и беспорядок, но еще и несколько дней страдать от сильнейших болей в ноге.
Но делать нечего: за ним имелся должок. Ведь рыжая угодила в тюрьму по его вине, из-за портрета, который он продал газетчику. А еще он считал, что для проститутки она слишком молода.
— Дерьмовая житуха, — процедил он сквозь зубы, когда королевский стражник спрыгнул с повозки, чтобы осмотреть больную.
— Что с ней?
— Блюет, трясется в лихорадке… Здесь ее оставлять нельзя, — отозвался надзиратель.
Стражник приблизил фонарь к лицу Лусии. Рвота виднелась в углах ее губ и на волосах. Девочка была похожа на тряпичную куклу.
— Грузите ее в повозку. У меня три арестанта. Мне нужны два человека для охраны. Поехали.
Стражник с фонарем явно что-то заметил, раз потребовал усилить охрану, подумал Маурисио. Но повозка открытая, запряжена парой лошадей. Лусия наверняка сможет выбрать подходящий момент, выпрыгнуть и убежать, пока стражники сообразят, что к чему. Повозка тронулась, и ветер унес беззвучное напутствие хромого:
— Удачи тебе, детка.
Лусия открыла глаза и сдвинула с лица чей-то ботинок. Один заключенный неподвижно вытянулся на дне повозки. Другой непрерывно стонал, и вскоре кто-то из стражников как следует пнул его:
— Замолчи! Иначе получишь то же самое, только шпагой.
Лусия могла бы спрыгнуть прямо сейчас, но местность была слишком открытой, и ее, скорее всего, подстрелили бы. Самый лучший момент для побега — когда рядом много извилистых переулков. Кроме того, у нее было подозрение, что остальные «больные» — такие же симулянты. Достаточно было дождаться, пока они побегут, — а ждать, судя по всему, оставалось недолго: тот, что прежде стонал, уже кричал в голос, чем выводил охранников из себя.
Лусия оказалась права. Буквально через несколько минут тот, что совал ей в лицо ботинок, напал на одного из стражников, и они покатились с телеги в кювет. Тот, что громко стонал, напал на охранника, оставшегося в телеге. Грянул выстрел. Заключенный замертво упал на дорогу. Лошади остановились, и королевский стражник целился в другого арестанта, дравшегося с охранником в кустах. Лусия бесшумно спрыгнула с телеги и затерялась в узких темных переулках. За спиной она слышала голоса и бежала до тех пор, пока не нашла надежное убежище позади каменного фонтана.
За ней никто не гнался.
78
____
Чей-то липкий язык лизнул Доносо Галя. Это оказалась крыса, привлеченная запахом рвоты, испачкавшей его испитое лицо. Одно из окон таверны на улице Месон-де-Паредес было разбито, и внутрь через него проникали животные и воры, хотя красть там было, в общем-то, нечего. Доносо открыл глаз, отмахнулся от крысы и попытался вспомнить, как тут оказался. В голове гудело. Желудок горел. По мере того как Доносо приходил в себя, его вновь начала одолевать навязчивая мысль: он не спасет этих девочек, не отомстит за смерть друга, не поможет Лусии найти сестру… Никогда больше не увидит Гриси. В его ушах звучали слова, которые он сказал ей на прощание в Саладеро, и все другие резкости, и чувство вины впивалось в мозг, как копье пикадора в загривок быка.
Он повалился навзничь на охапку соломы. Даже удивительно, что Панкрасио соорудил для него какое-то подобие постели или хотя бы тюфяка. Доносо разглядывал балку под потолком и думал, что она отлично подходит, чтобы удавиться. Подходящий момент, чтобы покончить с жизнью, попрощаться с суетным, безумным и недобрым к нему миром. Если он сейчас найдет веревку, то так и поступит. Конечно, при условии, что сумеет встать.
Дверь склада распахнулась. Свет ослепил Доносо, и, прежде чем ему удалось сфокусировать взгляд на дверном проеме, где появился чей-то силуэт, ему на голову обрушился поток ледяной воды. Мокрый насквозь, Доносо нашел в себе силы приподняться навстречу обидчику.
— Вставай, надо спешить.
Жесткий, не терпящий возражений тон военного и дружески протянутая рука, предложение помощи. Вода стекала с волос Доносо, образуя перед его единственным глазом небольшой водопад, сквозь который он наконец разглядел брата Браулио — впрочем, уже без сутаны. Выглядел тот не лучше самого Доносо: весь в поту, как будто у него был жар, он едва держался на ногах.
