Дыхание дьявола - Джилл Джонсон
Мэри фыркнула.
– Остаться в колледже у меня не было никакой возможности. Дэвид позаботился об этом. Я знала, что мне придется перейти в другой университет, если бы я решила продолжить работу над своей диссертацией. Я не представляла, как лучше поступить: приступить к поискам нового места сразу или подождать, пока родится малыш. Не знала, что делать. Я была в затруднительном положении. А когда Джонатан пригласил меня на каникулы в Бразилию, мне показалось, что это знак. Я решила, что Джонатан – ответ на мои вопросы.
Помолчав мгновение, я тихо спросила:
– А что же я?
– А что ты?
– Когда ты убегала, ты не подумала обо мне? Не подумала, что станет со мной?
Мэри удивленно подняла брови.
– Мы же попрощались. За неделю до моего отъезда мы с тобой ходили в паб, не помнишь?
Так это было наше прощание? Стакан теплой колы в грязном пабе, где я вся пропиталась застарелой вонью сигарет? Так вот каково было мое место в ее жизни?
– Но ты ведь сказала, что уезжаешь только на каникулы. Что вернешься через несколько недель.
– Я не стала ничего тебе рассказывать, потому что знала, как ты расстроишься. Я знала, как ты ранима, а у меня в жизни была буквально катастрофа. До отъезда нужно было принять столько решений, закрыть столько проблем.
Отвернувшись от Мэри, я уставилась на декоративный приставной столик у противоположной стены.
– Когда Джонатан вернулся один, я решила, что он что-то с тобой сделал, – сказала я. – Какое-то время я была уверена, что тебя нет в живых.
Я никогда не плакала. По крайней мере, не имела такой привычки, но последние несколько недель были, как бы лучше сказать… трудны для меня. Двадцать лет я оплакивала утраченную подругу и ненавидела Джонатана за то, что тот ее у меня украл. Теперь же мне со всей очевидностью открылось, что Мэри никогда и не считала меня важным человеком в своей жизни. Возможно, я ей даже не нравилась. Я была всего лишь ее коллегой по лаборатории, которую она приглашала провести вместе время просто потому, что больше никого не знала в Лондоне. Вспоминая все прекрасные вещи, которые мы вместе делали в тот год, и замечательные выходные у моря, я вдруг поняла, что моменты, ставшие для меня бесценными, на самом деле не имели никакого значения. Ощутив, что меня затягивает в омут глубокой печали, я зажмурилась и встряхнула головой.
– Извини, Юстасия, но ты могла это остановить. – Мэри похлопала себя по бедру. – Все это.
Подумав о той самой двойной порции виски, я вдруг грузно привалилась к спинке дивана, словно мое тело внезапно стало в два раза тяжелее.
– Знаю.
– Тогда почему же ты не сделала этого? Почему не сказала Дэвиду, что не позволишь мне пользоваться твоей лабораторией? Ведь это была закрытая территория. Я была студенткой. Мне не должны были разрешать работать там, и уж конечно – работать без всякого надзора, но ты постоянно оставляла меня там одну. Даже выдала мне личный ключ.
Я подняла взгляд, до глубины души пораженная ее словами.
– Если бы ты поступила правильно и не дала мне доступ в лабораторию, – не унималась Мэри, – я стала бы искать возможность продолжить работу в стенах другого университета. И у меня не начался бы роман с Дэвидом. Я бы не забеременела. Я не забросила бы свою диссертацию. Я никогда не уехала бы в Бразилию с Джонатаном и не оказалась бы в этом кресле.
– Я… – у меня просто не было слов.
Все эти годы в потере Мэри я винила двойной виски, который поднес мне Дэвид Хит. Только виски был ни при чем. Виновата была я. Задолго до этого вина была моя. Я глубоко вздохнула. Мне вспомнилось, как в день первой встречи мы с Мэри пили в столовой чай. Тогда она и сообщила мне, что Дэвид Хит не возражает против того, чтобы мы делили лабораторию. В тот момент, в тот самый момент я и должна была сказать «нет», но заколебалась, и тогда она накрыла мою руку своей ладонью и проговорила: «Впусти меня». И я впустила. Распахнула дверь и впустила ее, всецело и бесповоротно.
Мэри все еще продолжала что-то говорить, но я ее не слышала. Упершись взглядом в декоративный столик, я сидела, погруженная в мрачные размышления о собственной вине. Внезапно что-то привлекло мое внимание. Я поднялась на ноги.
– Что это? – спросила я, взяв в руки лежавшую на столике таблицу.
Мэри тяжело перевела дух, должно быть, обрадовавшись неожиданной перемене темы.
– Это цветовая таблица для вышивки. На канве каждая деталь обозначена определенным номером. Нужно найти этот номер в таблице, тогда будет ясно, какого цвета нить нужна для этой детали.
И тут я внезапно вспомнила, где раньше видела эти вышивки.
– Могу я одолжить ее?
– Нет, она мне нужна.
– Я верну ее завтра.
– Нет, я же… – Я уже была в дверях. – Постой, я же…
Но я, миновав палисадник, быстро зашагала прочь.
Глава 28
Раскрыв принадлежавшую Зене черную записную книжку, я навела отцовскую лупу на страницу. Поначалу я была не вполне уверена, где найти то, что искала, пока не догадалась вывернуть корешок наружу, полностью раскрыв книжный разворот. Там, по внутреннему краю страницы, практически на переплете, обнаружилась крошечная цветная точка. По моему телу пробежала дрожь предвкушения. Каждому обозначенному на странице номеру соответствовала определенная цветовая точка на внутренней стороне корешка: 303 – оранжевый, 148 – бирюзовый, 1015 – красный. Я прервалась. Я ведь искала не это. Схватив одолженную у Мэри таблицу, я принялась водить пальцем по колонкам, пока не уперлась в номер 303. Под ярко раскрашенным оранжевым квадратиком значилось «Апельсиновый». Я почувствовала, как приподнимаются уголки рта. Я проверила номер 1015. «Винный». «А», «Б», «В». Тогда я взяла в руки телефон, отыскала среди сообщений последнее, отправленное Зеной, и расшифровала его.
«Д. знает, что А. в Лондоне. Нужно действовать немедленно».
Мне тут же вспомнилась последняя аудиозапись с телефона Сьюзен – разговор между Зеной и Джонатаном. Джонатан тогда был просто вне себя от злости после того, как столкнулся с Андреасом. Как только он ушел, Зена нежным голосом бормотала: «Merda, Merda, Merda», а негромкие звуковые сигналы подсказывали, что она набирала какое-то сообщение. Вот это.
Я открыла предыдущее сообщение и расшифровала его.
«Это сработает. Доверься мне».
А следом – предыдущее.
«Я разговаривала с М. Она говорит, это слишком опасно».
И еще




