Умница - Хелена Эклин
Я обращаюсь к медсестре с ободком в виде оленьих рожек на голове.
– Этой женщине здесь не место! Я – мать. Она забрала моего ребенка!
Медсестра ошеломленно смотрит на меня.
– Отдайте малышку, – говорит она Киа. – Вам нельзя здесь находиться. – Она забирает Луну, но, вместо того чтобы отдать мне, кладет ее обратно в инкубатор. Неужели она думает, что я способна навредить собственной дочери?
Рядом со мной появляются еще две медсестры и выводят меня из палаты, одна придерживает меня за пояс, другая за плечо.
– Почему вы обращаетесь со мной как с сумасшедшей? – возмущаюсь я. – Это она вам солгала. Она не мать Луны!
Мы выходим в коридор и встречаем Пита. Я оборачиваюсь и вижу Киа. Она идет за мной по пятам. Медсестры по бокам, Пит впереди, Киа сзади. Я окружена.
– Давайте все успокоимся, хорошо? – просит Киа. – Сделаем глубокий вдох.
Однажды я смастерила для Стеллы «баночку спокойствия», которую посоветовала одна мамочка-блогер как верное средство от истерик: насыпала мелкий глиттер в стеклянную емкость, залила ее клеем и водой. Всю свою жизнь я сохраняла внешнее спокойствие, но теперь думаю, что Стелла была права, когда разбила эту поделку о стену. Я вырываюсь из рук медсестер и бросаюсь к Киа.
– Не смей приближаться к моему ребенку, дрянь!
Киа ахает и отшатывается, и тут появляется женщина в сером брючном костюме, с бейджем на шнурке.
– Приношу свои извинения. Возникла путаница с допуском в отделение, – говорит она.
– Это моя вина, – вмешивается Пит. – Видимо, я неправильно объяснил ситуацию на ресепшн. Прошу прощения.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. Мои настоящие враги – вовсе не больничный персонал.
– Все в порядке, – говорю я женщине в брючном костюме. – Бывает. Мы сейчас сходим к автомату, выпьем чаю и забудем об этом.
Конечно, я не собираюсь пить чай, но женщина в сером костюме удовлетворенно кивает и удаляется вместе с остальным персоналом. Я тут же поворачиваюсь к Киа.
– Я знаю про вас двоих. И про тебя с Эмми тоже, – добавляю я, ткнув пальцем мужу в грудь.
Киа давит смешок, будто не веря своим ушам.
– Что за Эмми?
Пит потирает бороду.
– Шарлотта, тебе нужно успокоиться и прийти в себя. Ты слишком много пережила за последние дни. Тебе сейчас тяжело.
– Опять попытаешься упечь меня в психушку? С удовольствием расскажу всем, как ты спровадил меня в дурдом, чтобы кувыркаться с любовницей.
– Кто такая Эмми? – не унимается Киа.
Пит кладет руку ей на плечо, в его взгляде отчетливо читается: «Не слушай ее, у нее паранойя». Он оборачивается ко мне и указывает на стулья у стены.
– Давай присядем и спокойно поговорим вдвоем. Киа, ты не против?
– Я никуда не собираюсь садиться, – отрезаю я, когда Киа уходит к автомату за напитками.
– Прости, но… – начинает он, но я не даю ему договорить.
– Нет уж, Пит, не утруждай себя. Давай сразу к сути. Это не первая твоя ошибка. И не вторая. Я знаю про женщину в Гумбольдте, с которой ты переспал, когда я была беременна Стеллой. Ты изменял мне все эти годы.
Пит качает головой.
– Я любил тебя, Шарлотта. И даже не смотрел ни на кого до твоей беременности. А потом… ты изменилась. Стала такой тревожной. А когда появилась Стелла, ситуация усугубилась: ты просто закрылась от меня.
– Прости, что тебе пришлось делить меня с нашей дочерью, – язвлю я в ответ.
– Я думал, со временем все наладится. Что ты снова станешь прежней. Но нет. Раньше ты была душой компании, наш дом был полон людей, жизни, смеха, а теперь… Ночи напролет просиживаешь в интернете в поисках идеальной детской пижамы.
– Я стала матерью.
– А я стал твоей нянькой, – говорит Пит. – Ты заботилась о Стелле, а я – о тебе. Мне нужна была отдушина.
– И как, нашел ее в чужой постели? Роль идеального мужа вынудила тебя искать приключения на стороне? Блестяще, Пит. У тебя дар находить оправдания.
– Я старался, чтобы ты ничего не узнала.
– И это должно меня утешить? – возмущаюсь я, хотя стоит отдать Питу должное: он и впрямь всегда был предельно аккуратен и не давал поводов для подозрений.
И тут в моей голове складывается пазл. Он отправил меня в «Коттедж» не просто так. Он играет вдолгую. Когда дело дойдет до суда, он скажет: «Моя жена проходила лечение в психиатрической клинике. Она не в состоянии заботиться о детях».
– Ты хочешь забрать детей, – заключаю я. – Ты все это спланировал.
– Прости, детка. Я обязан выбрать то, что лучше для них. Не думаю, что с тобой они в безопасности.
В его голубых глазах – непоколебимая уверенность. Он действительно считает меня угрозой для детей. Я ошибалась: отправив меня в «Коттедж», он вовсе не выстраивал долгосрочную стратегию. Это не холодный расчет, а гораздо хуже. Пит в самом деле убедил себя, что я психически больна. Для него правда – это то, что удобно ему самому.
В холле Киа разминает квадрицепсы, дожидаясь, пока автомат приготовит напиток. Я уже мысленно слышу, как Пит жалуется ей на меня.
– Бедная Шарлотта. У нее послеродовой психоз. Параноидальные галлюцинации. Гормональные сбои, как у ее матери. С ней уже такое бывало во время беременности Стеллой – она тогда в походе решила, будто я пробрался в чужую палатку. А история с Эмми – полная чушь! Она выдумала, будто я целовался с едва знакомой женщиной, матерью подруги Стеллы, причем прямо у нас дома. Да мне и в туалет-то сходить некогда – я все время со Стеллой!
А Киа в ответ такая:
– Ох, бедняжка Шарлотта. Ей не помешала бы помощь хорошего специалиста.
Киа возвращается с капучино и протягивает мне стаканчик.
– Пит любит овсяное молоко; я тут подумала, может, и ты тоже? Если хочешь, я могу за ним сходить. Только осторожнее – кофе очень горячий.
Она избегает моего взгляда, но все равно старается быть милой и любезной. Надо же, уже выучила кофейные предпочтения моего мужа. Только сейчас мы с ней в другой реальности, где нет ни вежливости, ни этикета. Для таких ситуаций не существует «Советов Шарлотты».
«Говори как есть», – всегда твердили мне тролли.
– Я не хочу тебя видеть, – отвечаю я. – Мне не нужен твой кофе. Ты мне противна.
– Я понимаю, ты сейчас переживаешь сложный период, – парирует она тоном, в котором угадываются годы психотерапии.
– Он изменит и тебе, – предупреждаю я, чувствуя, как внутри вскипает что-то темное и беспощадное. В детстве я всегда позволяла матери злиться. Когда она выставляла меня на снег или швырялась мукой, я просто стояла молча и терпела. Терпела, пока ноги не немели, а в ноздри не забивалась пыль. Я уходила вглубь себя. Но не сейчас. Не сегодня. – Он мерзавец. Ничтожество.
Пит качает головой.
– Ты не в себе, Шарлотта.
– Выпей кофе, пожалуйста, – просит Киа. – Мы можем все обсудить.
Она протягивает мне стаканчик, и он замирает у самого моего лица. Я ненавижу, когда мое личное пространство нарушают. Я вскакиваю, бью по стаканчику, и горячий напиток проливается на легинсы Киа. Она вскрикивает, судорожно пытаясь оттянуть ткань.
– Черт, черт! Пит, помоги мне!
Он бросается ко мне, хватает за плечи и отталкивает от Киа. Вокруг мгновенно появляются охранники и медсестры. Я кричу во весь голос, пронзительно, яростно:
– Не трогайте меня! Не смейте!
Охранники решают, что проще вывести Пита, чем истеричную мамашу. Киа ковыляет за ними.
Позже ко мне подходит добрая пожилая медсестра и уводит в больничное кафе. Передо мной появляется чашка чая с сахаром. Меня всю трясет. Смотрю на одноразовую ложечку в чае – тот самый одноразовый пластик, который Пит так ненавидит. Он все рассказывал о своей гениальной идее – ложечках из растительных материалов, но, по-моему, разумнее всего вернуться к многоразовой посуде. Или пить чай и кофе дома. Правда, в этом нет никакой выгоды для предпринимателей.
На вкус чай просто отвратительный. Я вспоминаю аромат лимонной цедры и корицы в наш медовый месяц. Волна тоски захлестывает меня.
37
В метро мой телефон подает короткий сигнал – приходит сообщение от Ирины. «Бланка недовольна». Сердце наполняется едва ощутимой надеждой: может, Ирина все-таки поможет мне,
