Королевский аркан - Елена Ивановна Михалкова
Она заехала на большую открытую парковку. Покупателей было много. Но внутри она на удивление быстро сориентировалась, и на кассе ждала своей очереди недолго. Всё складывалось хорошо. Но больше всего ее грела утренняя похвала Гройса. Она молодец! Она справилась, она помогла Михаилу Степановичу!
Только теперь Айнур, целиком поглощенная своим заданием, стала осознавать, о чем говорил ей накануне Гройс. Как будто с его словами случилось то же самое, что с пулями, выпущенными в Нео. Они застыли в отдалении. Повисли в воздухе. А минуту назад наконец пришли в движение и долетели до места назначения.
Убийца. Зарезал насмерть человека и покушался на Маевского.
Что происходит-то, мамочки?
«Может быть, самое безопасное место – как раз у Левашовых», – рассудила Айнур, выходя из супермаркета.
Вряд ли она кому-то нужна. А если и нужна, то убивать ее на парковке, полной свидетелей, никто не станет.
Вокруг скопились машины, источавшие неприятное тепло. Кое-где дожидались сонные водители. Автомобили подороже были закупорены, чтобы не утекала прохлада кондиционера. В тех, что попроще, были приоткрыты дверцы – для сквозняка. Да и вокруг шли люди, везли тележки с продуктами, тащили за собой детей, переговаривались, курили…
У Айнур обе руки были заняты. В одной она несла мороженое в специальном пакете. В другой – разнообразную траву, которую заказал Коля Ким. Базилик, кинза, укроп, петрушка… Несколько разновидностей листового салата пришлось разыскивать на полках. Например, фриллис. Она и названия-то такого не знала.
Помахивая фриллисом, Айнур обогнула машину, задняя дверца которой была распахнута настежь.
– Эй, милая, – позвали изнутри.
Айнур обернулась. С пассажирского сиденья улыбалась ей полная женщина лет пятидесяти. Виски у женщины были взмокшие, редкие волоски прилипли к коже. Айнур мысленно посочувствовала ей. Вот и Сулужан, бедная, вечно обливалась потом, по три футболки меняла за день…
– Милая, милая моя, иди ко мне, садись рядышком, – сказала женщина, не переставая улыбаться.
И приглашающе похлопала по сиденью.
С Айнур случилось страшное. Она хотела переспросить, хотела сказать, что ее с кем-то перепутали… Но с губ ее не слетело ни слова. Она пошла к машине, словно преодолевая сопротивление воды, но с каждым шагом все легче и легче.
Ужас состоял в том, что разум Айнур бодрствовал. Она все видела, слышала и понимала. Отчетливее всего – что ей ни в коем случае нельзя садиться в машину. Но ноги, ставшие чужими, послушно несли ее вперед. Она не управляла собственным телом – и это было самое жуткое, страшнее даже того, что могла с ней сделать полная улыбчивая женщина.
Айнур закричала внутри себя. Казалось, это помогло. Шаги ее замедлились.
– Милая, садись рядышком, – повторила женщина с той же интонацией, словно механическая, и добавила нараспев: – Здесь у нас хорошо: прохладно, тепло, прохладно, тепло, прохладно…
Это повторение окончательно разорвало нить, которая связывала волю Айнур с ее собственным телом. Она неловко передернула плечами, словно пыталась сбросить рюкзак, и уверенно пошла к машине. Разум превратился в наездника на обезумевшей лошади. Она больше не управляла собой.
Женщина улыбнулась еще шире. Из салона на Айнур дохнуло чем-то тухловато-сладким.
Ее с силой толкнули в плечо.
– Глаза разуй, овца! – бросил мужик, кативший вихлястую тележку.
От удара Айнур выронила свою ношу. Пакет с мороженым упал на ногу, и ее пронзило холодом. Ударенное плечо отозвалось болью. Она невольно ойкнула, потерла его – и ощутила, что ее тело снова принадлежит ей.
Схватив пакеты, Айнур кинулась к «тойоте», вылетела с парковки через две сплошные и помчалась к поселку. Только заехав за первый пункт охраны, Айнур остановилась на обочине, достала телефон.
– Михаил Степанович, миленький, – тяжело дыша, сказала она. – Заберите меня отсюда, очень вас прошу.
Глава пятая
Полина Кравцова, консультант в магазине женской одежды, тридцать шесть лет, замужем, двое детей, вернулась домой с работы в семь вечера. В квартире пахло готовой едой из отдела кулинарии. Жирный этот запах Полина узнала еще от лифта. А ведь тысячу раз просила свекровь не кормить детей покупными котлетами, крутить домашние. «Тебе надо, ты и крути», – неизменно отвечала свекровь. Полина обижалась, жаловалась мужу и получала в ответ такое же неизменное: «Скажи спасибо, что она вообще с ними сидит». Полина спасибо не говорила, потому что свекрови всё равно заняться нечем, пусть сама поблагодарит за то, что хоть какой-то смысл в ее пенсионерской жизни появился.
«Благодарить надо, когда душа к этому лежит, – думала Полина. – Иначе это принуждение, насилие над личностью».
Она поужинала, полистала ленту, но чужие тексты вгоняли ее в тоску. Все писали чушь. Одна загородный дом обустраивает, другая пироги печет, третья выкладывает фотки своих собак с обезьяньими мордами. Самое обидное, что в глубине души Полина этой чуши завидовала. За ней стояли, как минимум, своя собственная дача, время и настроение для пирогов, а также муж, спонсировавший питомник «Аллея гриффонов».
– Милен, ты каких собак хотела бы разводить? – спросила она у дочери.
– Я не собак, – ответила та, не отрываясь от телефона. – Я пони хотела бы.
– Я тебя о собаках спрашиваю, а не о пони! И смотри на мать, когда с тобой разговаривают!
Полина повысила голос, потому что в этот момент вспомнила, что четвертая ее знакомая постоянно тычет подписчикам в лицо успехами своих двойняшек, синхронных пловчих. Вечно она с ними куда-то моталась, сообщала о «серебре» и «золоте» и выкладывала страшные ихтиандровские рожи своих девчонок в очках и шапочках. «Двойняшки наверняка ответили бы что-нибудь умное, – с горечью подумала Полина. – Про борзых или хаски. А эта… пони!»
Милена подняла на нее удивленный взгляд, пожала плечами и снова уткнулась в телефон.
– Тимофей, а ты?
Полина с надеждой посмотрела на младшего сына.
Тима собирал из лего какое-то механическое существо.
– Не знаю я, мам, – буркнул он.
– А ты подумай! – не унималась та.
Тяжело быть матерью дебилов. Она тоже мечтала выкладывать фото ребенка с медалью на шее. Или ролик: ее дочь легко и грациозно расчерчивает воздух алой лентой. И вдруг – прыжок, и вдруг – летит, летит, как пух… Чьи там были уста-то, господи? Эболы, что ли.
– Я кому сказала, напряги мозги!
– Чево?
Полина с усилием взяла себя в руки.
– Если бы у тебя был питомник собак, то каких?
Сын воззрился на нее как на полоумную.
– Каких еще собак, мам?
«Муж кретин, и эти в него, – подумала Полина. – Только настроение испортили».
Ничего не хотелось. Ни
