Бездомные девяностые. Разговор с великим бомжом. Подлинная история ЦБФ «Ночлежка», рассказанная ее основателем - Валерий Анатольевич Соколов

Анастасия Медвецкая, Валерий Соколов

Бездомные девяностые. Разговор с великим бомжом. Подлинная история ЦБФ «Ночлежка», рассказанная ее основателем

Посвящается моему повзрослевшему ребенку, который нашел себе другую семью, забыв отца. Но я его люблю и помню. Он мой. Я о «Ночлежке»…

Серия «Картина времени. Адреса»

© Анастасия Медвецкая, текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2025

От авторов

Анастасия Медвецкая,

Санкт-Петербург, июнь 2024

Этой зимой я пыталась вытащить на интервью основателя «Ночлежки» Валерия Соколова, о котором почему‑то нет ни строчки в «Википедии» в разделе об истории организации. С трудом раздобыла номер, долго и нудно обрывала трубки – не брал. Решила написать в вотсап и других мессенджерах – номер не зарегистрирован. Расстроилась, подумала, что дали устаревший контакт, и наотмашь набрала эсэмэс – вдруг. Он тут же перезвонил.

И начал объяснять, что в Петербурге он бывает раз в несколько дней, потому что каждый день надо кормить кота, который почти в Эстонии – в Ивангороде. «Неплохо дядька первое НКО для бездомных в стране сколотил», – подумала я и представила себе картину, как живет в свое удовольствие (в особнячке на реке Нарве), а водитель на черном «Ленд-Крузере» возит его туда-сюда, чтобы он тешился – кота кормил и жил не в каком‑то там Петербурге, а с видом на Европу, в городе же появлялся – только на встречи.

Через пару дней встретились. Стоит – в джинсах «Левайс», высокий, широкоплечий, свитер в джинсы заправлен (!), и крутит в руках кнопочный телефон. Вот это он свободен от стереотипов! Додумываю: секретарша отвечает на мейлы, поэтому ходит с доисторической трубкой, водитель возит в особнячок за 120 километров от Петербурга, где экология хорошая, ретро ценит – свитер навыпуск не носит. Да и вообще, 20 лет о нем не слышно: забабахал на «Ночлежке» состояние – и сидит-балдеет, даже в публичном поле не появляется.

Все оказалось совершенно не так. И эту историю стоит писать с вечными ремарками (сворачивает сигарету, курит и кашляет), потому что Соколов положил на «Ночлежку» все нервы и здоровье: практически на ногах перенес туберкулез, продал свое единственное жилье (комнату на Невском проспекте), чтобы спасти детище. Вместо того чтобы быть с любимой умирающей женщиной, бегал по городу с патроном «Ночлежки» Его Королевским Высочеством принцем Майклом Кентским. А потом что‑то случилось…

Эта книга о том, как романтичный бывший хиппарь действительно боролся за людей. И он, опечатавший кабинет вождя в Смольном и отменивший две статьи в Уголовном кодексе, пару лет назад был вынужден дробить пластик для переработки, чтобы хоть как‑то выжить: семь пятидесятикилограммовых мешков в день – за 20 тысяч рублей в месяц. А его ребенок – «Ночлежка» – вырос, прошел пубертат и оборвал связи с отцом, который нежно считает неправильным конфликтовать с собственным дитем, хоть и не согласен с ним.

Валерий Соколов,

сентябрь 2024 года – в юбилейный год Всемирной декларации прав человека

Если спросить любого миллионера (особенно отечественного, вышедшего, как и «Ночлежка», из 1990‑х) о его первом миллионе, он уклончиво уведет разговор в сторону. Для общественной организации важны ее первые десять лет – и сегодняшняя «Ночлежка» обходит и додумывает эту историю не потому, что есть что скрывать, как природу происхождения стартового репутационного миллиона некогда испеченного дельца, а потому, что просто не знает.

С 2004 года я вне «Ночлежки», и за это время наплодилось множество вариантов того, как все начиналось. Например, я, голодный грузчик с Московского вокзала, в 1990 году во время продуктового кризиса в городе пошел в исполком за продуктовыми талонами себе, а дали на всех. Что относил эти самые талоны в сквот на Пушкинской, 10, где когда‑то сам жил (вообще‑то у меня на Пушкинской никогда не было квартиры – школу закончил в Веселом поселке, а первое жилье в Петербурге у меня появилось в 1994 году – комната на Невском проспекте). Что непонятно кем организованные волонтеры создали «Ночлежку», якобы зарегистрированную в январе 1991 года. И много всякого еще.

Несмотря на то что я все еще жив, сотрудники «Ночлежки», где остаются и те, кого я когда‑то брал на работу, и журналисты, по-прежнему довольствуются домыслами, особо не спрашивая, как оно было. Но загляните хотя бы в газетные архивы – городская пресса фиксировала каждый наш шаг. Ведь «Ночлежка» всегда была интересна тем, что когда‑то началась даже не с нуля, а с отметки гораздо ниже: в 1990 году бездомность считалась преступлением, а значит, я и сам, ее основатель, формально был уголовником – да и разворачивалось все это на фоне глобальных изменений в стране.

Настало время рассказать эту незаурядную лично-общественную историю.

Предисловие

Иди торгуй шурупами, Валерик.

Гаврила Лубнин. Валерик

Первый раз Соколов сбежал из дома и стал бездомным в 14 лет – слишком скучно в школе, Мериме, Грин, Лондон и Горький, сволочи, внушили вкус к жизни. Сбежал на день – за приключениями. В 16 (в 1984‑м) – поехал дальше: через всю Украину в Одессу (в Симферополе на вокзале с местными даже успел посмотреть матч, где «Зенит» стал чемпионом), а оттуда в Сухуми – собирать мандарины. Платили хорошо: рубль – ведро, а в день ведер 10 точно выходило. Недели через две с напарниками разошлись – и Валера решил вернуться домой, но в Ростове – прихватили: «На вокзале какой-то мужик прикопался сначала к барышне, а потом ко мне, чтобы он остыл – позвал пить его рисовую водку, у меня как раз бутылка в камере хранения стояла. Только дверцу открыл – тут подошли менты, попросили то, чего не было – документы, отвели в вокзальную комнату милиции, стали пытаться выяснять, кто я – а я отбрехивался. Тут зашел еще один: “Так вон же он, у нас на стенке висит”. Пришлось сознаваться – лицо и приметы мои. Когда я ушел из дома, родители подали в республиканский розыск. Менты вызвонили мою тетку из Ростова – мол, забирайте, а когда мать приедет – приходите галочку поставить, раскрываемость все же. Мама приехала на следующий день – и началось: “А ну-ка сядь, послушай мать свою уставшую,