Пирожки со вкусом преступления - Селия Брук
Но ужасное происшествие с кулинарным критиком Гленном Рафферти заставило Олсена воспрять духом. Наконец-то он может осветить что-то действительно важное. О нападении на Рафферти прознали некоторые телеканалы, и даже Би-би-си коротко упомянули о происшествии. Олсену, как находящемуся в непосредственном месте событий, стали названивать коллеги из других графств. Он был окрылен и отвечал небрежно – «все напишу, и обо всем узнает[11]е». В своих мечтах он видел себя прославившимся. «Господи, – говорил репортер сам себе наедине, – если бы этого нападения не было, его стоило бы организовать самому!» Конечно, Олсен понимал, что на конкурс пожалуют конкуренты из других изданий, но он был местным, знал каждую собаку и имел явное преимущество перед всеми. Он никого не боялся! Газета шла нарасхват. Жители хотели знать, как продвигается расследование, какие подробности вскрываются по мере расследования, в конце концов, выживет ли Рафферти, или город обзаведется еще одной симпатичной вдовушкой?
Олсен носился по городу, словно ему подожгли пятки, и совал свой нос во все подряд. Он надоел даже констеблю Эбботу, который понадеялся, что тот героически опишет его борьбу с преступностью и поддержит его в обличении коварной Мэри Даннинг. Вместо этого Олсен постоянно спрашивал о проводимых мероприятиях и возможных подозреваемых помимо Мэри, а других подозреваемых у Эббота не было.
Олсен, в попытке удержать внимание читателя, принялся сам строить догадки и публиковать их в рубрике «Журналистское расследование»:
«Рафферти назвал сына Рудольфа Питерса “долбаным ушлепком”, когда мальчик задел критика локтем, пробегая по улице. Могла ли отцовская ярость стать роковой причиной нападения?»
«Гленн Рафферти обозвал Гертруду Олафлин набитой дурой за предложение собрать средства для нуждающихся семей графства. Бывает ли благотворительность с кулаками?»
Конечно, Олсен отдавал себе отчет в том, что его домыслы ничего не стоят. Говоря по совести, имейся в Уиллоу-Брук хоть один адвокат не по разводам и наследству, жители, упомянутые в его статье, погребли бы несчастного репортера под горой исков. Но пока ему удавалось печатать свои фантазии без последствий, а горожане раскупали его газетенку как тарталетки Мэри, каждый раз открывая газету со страхом и ожидая увидеть на ее страницах свое имя. Но настоящей журналистикой это и не пахло – Олсену нужна была настоящая сенсация. И, похоже, история с Джорджиной Эксли была в этом отношении весьма перспективной.
– Ты размышляешь, можно ли пристукнуть кулинарного критика, чтобы занять место главного судьи на кулинарном конкурсе? – спросила Бет, угадав мысли репортера.
– А ты думаешь, это возможно? – спросил Олсен.
– Это в любом случае реальнее, чем нападение за отказ от пожертвований, – рассмеялась Бет. Она не думала, что Джорджина Эксли решилась на покушение ради возможности судить провинциальных кулинаров, но ей хотелось, чтобы Олсен уцепился за эту мысль и вдолбил ее Эбботу. Может, тот наконец отстанет от Мэри?
– Не нарывайся, Армстронг! – шутливо пригрозил Олсен. – А то напишу, что ты решила пристукнуть Рафферти из-за неразделенной любви.
Бет подняла руки, словно показывая, что сдается:
– И кто тебе поверит, Флойд? Ты слышал про такое слово, как «доказательство»?
– Наша благодарная публика поверит, – Олсен широким жестом обвел руками зал, – сейчас же никто не сомневается, что старину Рафферти хотела кокнуть Мэри Даннинг. А ведь констебль всего лишь ляпнул это, не подумав. И никакая презумпция невиновности не работает. Мы тут не в суде, и люди верят слухам, а не доказательствам. Слухи могут погубить человека просто так.
– И ты этим восхищаешься? – ужаснулась Бет.
– Я этим просто пользуюсь.
– Когда-нибудь, помяни мое слово, найдется добрый человек, который обратится к адвокату, и тебя обвинят в клевете.
Олсен улыбнулся и отодвинулся брезгливо от леди Брайтли, которая опять начала качать головой и приговаривать: «Страшно».
– Будем надеяться, если это и случится, то не скоро. Не забудь занести гороскоп на следующую неделю, – спохватился он. Бет тут же выудила из сумки сложенный вдвое листок:
– Все уже тут.
Олсен усмехнулся:
– Опять напророчила Тельцам какую-нибудь гадость? Когда-нибудь Фелиция узнает, и сидеть мы с тобой будем вдвоем.
Бет махнула рукой и помогла леди Брайтли отпить из чашки.
– Зачем ты ее все время таскаешь по людям? – скривился Олсен. – Сидела бы дома и не смущала честную публику.
– Дома скучно. И ей, и мне, – заявила Бет. – А ты просто вредный индюк. Леди Брайтли, а Флойд Олсен опоздал на урок!
Леди отвлеклась от своего какао и принялась аплодировать своими сухими маленькими ручками.
– Змея, – раскраснелся Олсен. – Лучше скажи мне вот что. Особняк старой карги стоит прямо напротив дома Рафферти. Она могла что-то видеть? Или ты?
– Я спала и ничего не слышала, окна моей комнаты с другой стороны и выходят в сад, – ответила Бет. – А леди Брайтли спит как сурок. В то утро я услышала звук полицейской сирены, поэтому и подскочила ни свет ни заря.
– И старуха спала?
– Наверное. Я выбежала на улицу, а потом увидела, что она тоже проснулась и торчит в окне, и вернулась ее успокоить. Но она только проснулась, ее просто напугал шум на улице. К тому же, будь она свидетелем, от нее было бы мало толку, сам понимаешь.
Олсен вынужден был согласиться. Леди Брайтли редко говорила связно.
– Страшно? – язвительно спросил он у старушки. Бет сердито хлопнула его по руке.
– Болван! – буркнула леди Брайтли на редкость осознанно.
У Мэри не было ни минутки отдыха. Она устала, запыхалась и готова была просто лечь на пол и не двигаться. Эммет тоже выдохся, но попросить перерыв ему мешало чувство собственного достоинства. Только Кейт и Эми, казалось, вообще не чувствовали усталости. Они успевали повсюду и даже были в состоянии мило улыбаться гостям.
– А помнишь, когда я мечтала о таком ажиотаже пару лет назад? – спросила Мэри, раскатывая тесто на новую порцию тарталеток.
– Помню, – усмехнулся Эммет.
– Можешь вернуться в прошлое
