У смерти твоё имя - Диана Аркадная
– Хорошо, – наконец говорит он. – Иди.
Когда машина отъезжает, Сабина остается на крыльце, пока не убеждается, что отец направляется в сторону охотничьего домика, а не главной дороги. Что же, у нее получилось выгадать немного времени.
Она заходит в дом, закрывает дверь. Виз, проскользнувший за ней, трусит в сторону лестницы, а девушка не может заставить себя сдвинуться с места. Сабина стоит, прислонившись спиной к резным створкам, и пытается сделать глубокий вдох, но ничего не выходит. Душно.
В руках и ногах разливается неприятная вязкая слабость. Девушка делает шаг, другой, третий, а затем срывается на бег, спеша в свою комнату. Кажется, что колени вот-вот подогнутся и она упадет, и Сабина беспорядочно цепляется руками за стены в попытке найти опору. Когда она оказывается в спальне, то едва успевает добраться до ванной, где ее начинает корчить в рвотных позывах. Желудок пустой, и мучительные потуги выворачивают ее наизнанку. Сабина кашляет и давится этим кашлем, словно что-то, что ее тело желало исторгнуть, цепляется за пищевод, не позволяя от себя избавиться. Словно это часть ее самой, которой суждено остаться внутри навсегда.
Грудь разрывается от жгучей боли, кажется, что под ребра ей вогнали острое шило и проворачивают, как рукоятку давно сломанной музыкальной шкатулки, выдавливая из той жуткие рваные звуки. Она не чувствует рук, уцепившихся за края ванной, только видит побелевшие кончики пальцев, каких-то чужих и неправильных. Сабина ловит свое отражение в зеркале. Хотя тело пронзают судороги, лицо ее остается неподвижно и скованно, как маска из папье-маше, которую слепили слишком толстой и уродливой, и теперь она давит на кожу своей липкой тяжестью, от которой невозможно избавиться. Она смотрит, и смотрит, и смотрит на себя, а затем губы ее в зеркале начинают дрожать, и маска опадает, оставляя после себя искривленный в рыдании рот. Изнутри вырывается короткий отчаянный вой, почти тут же переходящий в безмолвный плач, сотрясающий ее тело. Рядом слышится жалостный скулеж, и в шею девушки тычется холодный нос Виза, прибежавшего на шум. Сабина слепо поднимает руки к собачьей шее, стискивая их на лоснящейся короткой шерсти.
Чиркен – убийца. Ее отец – убийца. Сколько же там было кистей? Многие десятки, возможно, даже сотня. Сотня убитых и уничтоженных людей, разобранных после смерти в долгой агонии на ингредиенты.
Она вспоминает присланные фотографии и глаза Маши, еще живой и вынужденной наблюдать за всем, что с ней происходит, чувствовать боль, но быть не в силах пошевелить и пальцем.
«Процесс охоты придает мясу особый вкус. Зверь понимает, что за ним идут, и это превращает его кровь в бурлящий котел из страха и надежды избегнуть уготованной участи», – говорил ей отец. Должно быть, ему нравилось видеть это выражение и в глазах своих жертв, и он лишал их возможности сбежать, но оставлял способность думать и осознавать.
Сколько раз он готовил им пойманную дичь…
Сабину сгибает в очередном спазме прямо над холодным полом, и она сворачивается в комок, обнимая себя за плечи. Виз беспокойно перебирает лапами, а затем ложится рядом с ней, подпирая бок теплым телом. Девушка чуть поворачивает голову и встречается взглядом с умными звериными глазами, в которых застыла тревога. Пес негромко ворчит, словно ругая за что-то, и Сабина улыбается сквозь слезы.
– Хороший мальчик, – шепчет она. – Хороший.
А она – нет. Все говорили о том, что ее мать совершила ужасное преступление, и это клеймо дочери убийцы марало, но все равно не пачкало так, как гигантская тень чудовища, застывшего за спиной. Она была человеком, которому следовало опускать глаза при встрече с другими и стыдиться не только своей семьи, но и себя.
Сабину даже не знали, но уже ненавидели. Само ее рождение было достаточным грехом в глазах людей, слепых в своем страхе и потому не знающих пощады. Они не видели за той чудовищной тенью девочку, они видели еще одно чудовище. И этот облик постепенно срастался с ней, проникал отравляющим шепотом в разум, подначивая преступить придуманные кем-то границы снова и снова.
Как ее отец. Был бы он рад, скажи она, что домыслы его верны, что в ней алчущая крови природа раскрыла свою острую пасть особенно рано? Разочаровался бы, услышав, что все не так и одиночество и боль заставили ее ранить себя, а не других?
Какой выбор ни сделает, она что-то разрушит. Но, может, Тимур прав и это что-то должно быть разрушено? Если бы она писала сказку о самой себе, каким бы прописала конец?
Она не будет убегать, пытаясь оторваться от собственной тени. Она обернется и посмотрит чудовищу прямо в лицо.
* * *
В пристройке тихо и темно. Девушка медленно ведет рукой по стене коридора, не отрывая пальцев от шероховатой рыхлой штукатурки. Лунный свет тускло пробивается сквозь высокие окна, расчерчивая деревянный настил пола в свои причудливые серебряные изгибы. Она останавливается напротив камеры Тимура, чувствуя, как ноги путаются в оставленном возле решетки пледе. Зрение ее уже перестроилось достаточно, чтобы разобрать в скудных отсветах фигуру юноши, спящего на кровати. Сабина недолго смотрит на него, вбирая в себя отдельные линии его лица, тела, которые проявляются из темноты, словно части засвеченной фотопленки.
Тимур, будто почувствовав ее присутствие или взгляд, просыпается, тревожно приподнимая голову и вглядываясь в то место, где она стоит, а затем тянется рукой к переключателю настенного бра. Раздается щелчок, и комната заполняется мягким красноватым светом. Парень зажмуривается и чуть отворачивает голову в сторону, а когда открывает глаза, замечает Сабину.
Девушка подносит к губам палец и манит его к себе.
Юноша неуверенно поднимается, словно до конца не осознавая, что видит не сон, и подходит к решетке.
Сабина протягивает руки сквозь прутья и, ухватившись за ворот его джемпера, тянет к себе. Тимур склоняется, почти касаясь металла щекой. Он выглядит растерянным, но послушно следует ее движениям.
– Ты был прав, – почти неслышно произносит девушка, едва двигая губами напротив его губ. – Это он.
Парень вскидывает на нее взгляд, открывает рот, чтобы что-то сказать, но она прикладывает к его рту палец и качает головой. Тимур какое-то время напряженно смотрит на нее, а затем, кажется, догадывается о причине ее поведения и настороженно оглядывает комнату. Вопросительно смотрит на Сабину, и она кивает, понимая без слов, о чем он ее спрашивает.
Юноша недолго раздумывает и, отойдя к столу, достает блокнот и ручку, что-то пишет и приносит бумагу девушке.
«Почему ты здесь?» – написано на разлинованном
