Бессмертная степь - Иса Капаев

Голову Токтамыш-хана —

Своей гордостью она

Даже мёртвая позорит.

Положил бы в сумку я

Голову Токтамыш-хана,

Опасаюсь потерять —

Не поверит мне отец мой.

Заверну её в парчу,

Нежную, белее снега,

И повешу на шею —

С гордостью к отцу приеду!» [2, 55].

Cмерть хана произвела неизгладимое впечатление и на современников этого события. То, что имя Нурадина стало нарицательным, явление отнюдь не случайное. Позднее в Ногайской Орде и Крымском ханстве военачальников, которые являлись вторыми и третьими должностными лицами в государстве после хана и наследного принца калги, стали называть «нурадинами» и «кейкуватами».

Потомки Эдиге более ста лет мстили потомкам Токтамыш-хана. В убийстве последнего хана Золотой Орды Ахмата (1480 г.) в основном виновны потомки Эдиге.

В потустороннем мире убиенного должны обслуживать кровники, идеалом же являлась замена его кровником, при которой покойный возвращается из страны теней.

Многие учёные (в частности, В. В. Бартольд) предполагают, что каменные бабы на курганах — это статуи поверженных врагов или кровников. Я бы не решился разделить мнение уважаемых учёных. Каменные статуи могли строить только богатые и знатные особы. Эти баба-тасы (букв. баба-предок, тас-камень) являлись образами божества Сульдер и выполняли функции стражей страны теней, они охраняли курганы от осквернителей праха. Простой люд ваял образ божества Сульдер из войлока, и, как отмечали древние путешественники (Рубрук), такие войлочные божки были в каждой юрте, и их ублажали жертвенной пищей.

С. Н. Крамер, изучив тексты шумеров, приходит к такому мнению: «Хотя подземное царство шумеров считалось тёмным и страшным миром, где «жизнь» в лучшем случае была только жалкой тенью земной жизни, оно имело и свои «положительные стороны» — в частности, в те часы, когда на землю спускалась ночь. Действительно, там существовал суд над мёртвыми и, если приговор был благоприятным, душа покойного, по-видимому, могла пребывать в довольстве и счастье и даже добиваться исполнения желаний» [25, 176].

Но покоя нет, если убиенный не отомщён. Для наглядности приведём цитату из приводимой в книге Крамера элегии:

Тот, кто напал на тебя с силой…

Воистину, отмщение на твоём господине, на твоём пастыре, боге-хранителе.

Истинный суд и совет — бога Уту.

Тот, да будет он проклят, да будет смерть его уделом.

Пусть никто костей его не зароет. Пусть имена его потомков забудут.

Пусть добро их, словно воробьиная стая, развеется [25, 176].

Ногайский фольклор изобилует такими проклятьями. В том же эпосе «Эдиге» есть проклятье, высказанное в средние века и витающее над головами потомков знатного рода по сей день. Барын- мурза, стараясь угодить токтамышевскому отпрыску, настигает старого Эдиге. Его воины, накинув арканы, связывают Эдиге, Барын-мурза отсекает голову герою, и тогда голова Эдиге произносит:

Что я сделал тебе, скажи, Барын?!

За что на старца руку ты поднял?

Так пусть отныне род твой прекратится, Пусть высохнет земля твоя от зноя!

Род Барына вынужден был покинуть ногайцев и скрываться в Бакшисарае.

В текстах шумерских элегий, как и в ногайских бозлау (плачах), говорится о любви ближних, перечисляются подвиги, деяния умерших. Бозлау о знаменитом человеке превращалось в исторические песни.

Любопытно наблюдение ногайского исследователя Ашима Сикалиева. В своей основательной работе «Ногайский героический эпос» он пишет: «С древнейших времен до начала ХХ века у ногайцев существовал обычай, называемый тонау. Он способствовал росту мастерства певцов, высокому художественному и ценному уровню песен. По обычаю тонау, в день смерти человека его близкие приглашали известных певцов-импровизаторов. Каждый из певцов тут же слагал о покойнике свою песню и исполнял её. Автор и исполнитель песни, признанной лучшей и правдивой, получал все личные вещи покойного, включая его оружие и коня».

Почему так назван этот обряд? «Тонау» означает ограбление, мародёрство. Наверное, такое название обряду в более поздние времена дал простой люд из чувства зависти к певцам. Ведь оружие, личные вещи знатных людей порой стоили целое состояние.

Однако в древности, как мы знаем, личные вещи, оружие и даже кони сопровождали покойного в страну теней. Данное противоречие можно объяснить влиянием мусульманства. Докапываясь до сути этого обычая, мы видим духовное напутствие покойного в потусторонний мир. Знатные люди приглашали прославленных певцов. Обряд бозлау (плач по усопшему) свято соблюдали все ногайцы. Жив этот обычай и сегодня. Мне памятен бозлау моего знакомого таксиста по поводу смерти матери:

Ни днём ни ночью покоя ты не знала,

Последнее от себя отрывала,

Каждому первому шагу моему радовалась,

Ночи длинные глаз не смыкала,

Бедная, бедная мать,

В жизни сама ничего не увидела.

Чем это горе мне знать,

К камню меня, малого, привязала бы и в воду бросила!

В доме умершего целый год по ночам не выключается свет, раньше горели костры. Особенно много людей приходят в первые семь дней. Близкие, родственники, друзья собираются днём и не расходятся до поздней ночи. Рассказывают о житье-бытье, вспоминают деяния покойного. В один из таких вечеров я и услышал бозлау таксиста. Живя в городе, он очень плохо говорил на родном языке. Поразительно, какая такая сила пробудила в нём способность к песнетворчеству?!

Современные ногайцы утрачивают свой язык день ото дня. Причиной тому является чуждая среда обитания. Как отмечает один из моих коллег, если раньше родители для того, чтобы скрыть от детей какую-то информацию, говорили по-русски, то теперь, чтобы дети не поняли, прибегают к ногайскому языку. Печальный факт. Возможно, что в будущем тысячелетии мы будем говорить на смешанном русско-тюркском языке. Не исключено, что родной язык уподобится латинскому.

Но люди обязательно вернутся к своему родному, исконному языку, языку предков. Наш народ несколько тысячелетий поражал воображение современников, но никогда не был понят до конца. Канувшие в Лету шумеры через пять тысячелетий нашли своих шемере (праправнуков) в тюркских народах и в нас, ногайцах. Наши потомки, шемере, непременно вспомнят об удивительных преданиях, восхитительных исторических песнях, трогательных бозлау, о бесценных произведениях наших средневековых поэтов, о созданной за короткий век оригинальной художественной литературе и, наконец, о нашем вечном боге Тангри.. Ибо Он, великодушный, положил начало всем человеческим религиям. Он во всей вселенной, в каждой пылинке и в каждом лучике солнца...

Задолго до выхода знаменитой книги Олжаса Сулейменова, когда ещё был жив наш аульский балагур Матай (герой моих рассказов) из рода Отемис, в один из поминальных дней состоялась интересная беседа между стариками нашего квартала. Матай, умевший заинтриговать своим рассказом, обратил взоры сидящих на бревнах стариков к виднеющемуся на окраине аула кургану:

— Наши аксакалы рассказывали, что в древности один человек, взойдя на вершину кургана, в том месте, куда падала