Кит на отмели - Элизабет О'Коннор

Свет снаружи пожелтел. Птицы умолкли, дошло до меня. Эдвард кашлянул и сел рядом со мной. Он негромко запел песнь о Христе и весне. Его рука приблизилась к моей, не касаясь ее. Я ощущала запах его дыхания, стирального мыла. Я представила, как он поет в колледже. Потом – женщину, ее стремление увидеть жизнь. Эдвард начал рассказывать о том, что вырос в доме приходского проповедника в сельской местности. Его отец верил в святость всех птиц. Я засмеялась. Дверь за спиной отворилась, и вошла Джоана. Эдвард отдернул руку.

Рыболовство на острове самым восхитительным образом сосредоточено на ловле омаров. Деревянные лодочные сарайчики – storws – теснятся на всех пляжах, и каждый набит всяческими клетками, стеклянными и деревянными поплавками, вонючими перчатками и ведрами с наживкой.

Рыбаки говорят, что женщина в рыбацкой лодке – проклятие; то же распространяется на потерянных кроликов и мертвецов. Все же, после некоторых уговоров, мне разрешено присоединиться к промыслу теплым вечером, когда вода неподвижна.

Мастерство непревзойденное – ловушки устанавливаются за мая ком, а значит, плавать приходится в кромешной тьме. Только плеск воды и покашливание мужчин, прочищающих горло. Рыбаки находят свои поплавки и вытягивают клетки вслепую, словно во сне. Их балетные движения отточены до изящества. Они огладывают пахучие клетки в аккуратные стопки у себя за спиной.

Наблюдая за ними, я вспоминала, как мой брат учился разряжать и заряжатъ винтовку с завязанными глазами. Сила и сноровка наших соотечественников – во всех уголках Островов.

Надписи на туше кита стали появляться давно. Письмена глубоко врезались в кожу, не способную к восстановлению, оставляя бледные отметины.

«Здесь был Джейкоб».

Сердце.

Три пениса.

Шесть пар инициалов: H.S&C.G, L.E&F.J, G.B&E.S.

Неестественная вмятина – отпечаток крошечного большого пальца.

Остров запорошило тончайшей изморозью. Волны кувыркались. Ветер сминал траву. На утесах сгрудились птицы в зимнем оперении, вылупив черные глазенки. Эдвард принес отцу газеты недельной давности. Заголовок гласил: «На данный момент новых кризисов нет». Отец велел мне приучить Линос к домашней работе, чтобы она не выходила из коттеджа. Линос делала вид, что не слышит моих наставлений, и сидела на полу, раскладывая камешки, а затем сгребая их ладошкой.

– Desi'n psygod, – сказала она. – Ловлю рыбу.

Позднее я увидела слегка приоткрытую дверь и цепочку следов, ведущих наружу. Линос сидела, опустив голову, на галечнике в полумиле от дома, ветер трепал ее юбку. Она собирала моллюсков, вытирала о воротник и бросала в ведро.

– Смотри, Манод, – сказала она, когда я до нее дошла. – Видишь, как близко они подбираются к дому.

В тот вечер отец вернулся с самым богатым уловом за весь сезон; он утверждал, что целый косяк пятнистых акул запрыгнул прямо ему на колени. Улов оказался таким богатым, что другому рыбаку, Даю, пришлось помогать отцу дотащить добычу до дому, и, переступив порог, он сказал: «Маленькой девочки там не было. Когда она на берегу, мы возвращаемся с пустыми руками».

Мы с Джоаной продолжали наши прогулки. Кроншнепы опять подали голос, и я повела ее на них посмотреть. Я показала ей места в скалах, где следующей весной мы будем снова собирать яйца морских птиц. На губах у нее была оранжевая помада цвета крабового брюшка. Слева помада смазалась, и ее зубы сильно желтели.

– Мне нравится ваша помада, – сказала я на обратном пути.

– О, спасибо, – сказала она, словно ее удивило, что она все еще наносит помаду. – Дома я всегда ее мажу. Странно пользоваться ею здесь… но, наверное, я просто к ней привыкла.

– В Англии все женщины мажут помаду?

– Нет, не все, но многие. В университете на это смотрят немного искоса. Но в городах, на танцах… все.

Мы смотрели, как стая олушей бросается со скал в воду. Я рассказывала ей прошлогоднюю историю про олушей. Уровень моря изменился, а птицы этого не почуяли. Они ныряли с такой силой, что многие свернули себе шею. Мы их месяцами выуживали из воды.

– Надо бы это записать, – сказала она. Мне было очень лестно.

Облака на горизонте стали темно-серыми. Лодки возвращались, находясь под скалами, на основной водной поверхности.

– Похоже, идет шторм, – сказала я. – Надо поворачивать обратно.

Она огляделась.

– Откуда ты знаешь? Вода неподвижна.

У нас за спиной в траве забегал кругами кроншнеп.

– Старожилы считают, что крики кроншнепов означают приближение шторма. Недобрая примета, кто-то погибнет в море.

Джоана присмотрелась к траве.

– Наверное, перепад давления заставляет их кричать. Изменения в их территории. Как ты думаешь?

Я не ответила. Нередко наши разговоры принимали такой оборот: я ей что-то рассказываю, чего она не знала, а она начинает оспаривать.

~

Когда мы дошли до ее дома, Джоана попросила меня подождать минутку снаружи. Я ощутила, как вокруг падают первые дождинки, увидела, как они выбивают крошечные воронки в песке. Она приоткрыла дверь и вложила что-то завернутое в бумагу в мою ладонь.

– Мне нравятся наши вылазки, – сказала она.

Я поблагодарила ее.

Ее рука откликнулась из щели, помахав на прощанье.

По пути я развернула сверток. Помада в ярко-синем футляре с золотыми линиями вокруг крышки. Я пришла домой и накрасила губы. Посмотрелась в зеркало. Мой вид мне понравился. Я повернулась и выкрасила Линос. И отшатнулась. Она выглядела точь-в-точь как наша мама.

В воскресенье ветры завывали над церковью, пропахшей мокрой древесиной, блестящей от воды, накапавшей сквозь крышу. Джоана стояла у алтаря, отвечая на вопросы о проекте.

– Мы верим в глубокую мудрость людей, живущих в единстве со своей землей. В простой работящий народ. Мы живем в трудные времена, как вам всем известно. Трудные и с экономической, и с общественной точки зрения. Мы верим, что необходимо возвращение к земле, возвращение к определенному образу жизни. Может, вам странно это слышать, но мы в самом деле хотим сохранить ваши знания.

Джоана раскраснелась пуще прежнего, то ли от холода, то ли от напряжения во время выступления.

Эдвард посмотрел на меня и приподнял брови. Его реакция рассмешила меня. Он встал и притронулся к плечу Джоаны. Та нервно встрепенулась и села.

– Мы хотим записать ваши песни, сказания. Только и всего.

– Сохранить дух истинного Британства, – добавила Джоана. Она сделала резкий жест. – Остров! Остров!

– Мы признательны вам за ваше содействие.

Я услышала за спиной голос. Марк, ловец селедки, в заднем ряду склонился к моему отцу.

– Это и есть англичанин? Он? – спросил голос. – Послушай. Сегодня я видел, как с утесов спускается