Кит на отмели - Элизабет О'Коннор
Ноябрь
Некоторое время мы горевали над тушей кита, проявлявшей ранние признаки разложения. Кто-то принес цветы и накрыл спину кита своим пальто. Пальто смотрелось смехотворно крошечным, словно кукольный фартук. Смрад ухудшался, и от него щипало глаза. Над берегом висела черная туча чаек. Они приближались к домам, вислобрюхие и напыщенные, и визжали как дети. По ночам шумели буревестники, запоздало отправляясь на кочевку из своих нор на холме. Линос видела одного такого ночью из окна – почти белого на фоне кустарников. Кит остался лежать, изрытый щербинами, и из него выпирали два ребра.
Отец принес резиновые перчатки, чтобы я не поранилась, возясь с пойманными омарами. Это был последний улов перед зимой. Огонек лампы все тускнел и тускнел и наконец зачадил с крошечным язычком оранжевого пламени.
– Нужен керосин, – сказал отец.
– Я разузнаю, – пообещала я.
Пальцы перчаток были негнущимися и белыми от того, что медленно высыхали с течением времени.
Я взвешивала каждого омара и записывала вес, а отец говорил, какую цену проставить напротив. Он сидел и потрошил кошачьих акул, которых начал ловить помимо омаров. Мы об этом не говорили. Джоана рассказывала, что акульей кожей ошкуривают скрипки. Мясо было жестким и неприятным на вкус. Линос сидела рядом с нами, пристально наблюдая за отцом, подобрала из ведра диковинную косточку и держала в руках при тусклом свете.
– Тебе нравится твоя работа? – спросил он, не глядя на меня.
Он подтащил к ногам новое ведро рыбы, вытащил акулу и стукнул по мотающейся голове. Его брюки на колене забрызгала темная жидкость. Он вонзил нож, выдернул сердце и бросил Илису. Меня поразило, что он раньше ни разу не потрошил акул и все равно знал, как это делается. Я наблюдала за его работой.
– А тебе твоя?
– Почему ты меня спрашиваешь?
– Просто любопытно. Ты так сноровисто потрошишь акул.
Он взглянул на меня.
– Возвращаясь с большой земли, я видел драку. Я шел в доки. Толпа окружила двух дерущихся взрослых мужчин моего возраста. Один работал на рынке. Я его узнал. Человек рядом со мной принимал ставки и спросил, на кого я хочу поставить. Наверное, я выразительно на него посмотрел, потому что тот обиделся. Говорит: «Это честная работа». Тоже мне, честная работа. Ведь это не к добру? Значит, у них рыбы нет на продажу, раз они дурью маются.
В окно ударил дождь, заставив нас подскочить. Я скормила объедки Илису, а тот с грохотом опрокинул клетку с омаром, распахнув дверцу.
– Не дай ему сбежать! – закричал отец.
Омар сидел, оцепенев, на деревянном полу, нехотя шевеля усиками. Я подобрала его и перевернула, чтобы он не смог меня схватить.
Бо́льшая часть китового жира уже была съедена птицами и мелкой рыбешкой. То, что осталось от кожи, было выщерблено и исполосовано глубокими бороздами. Долгое время дети понарошку принимали тушу кита за подлодку на мели, собирая принесенные морем деревяшки, чтобы вооружиться против воображаемых изменников, засевших внутри. Но теперь, когда жесткая черная кожа отслоилась от костей, игра потеряла привлекательность.
Дети носили цветы и травы и обкладывали ими кита, уткнувшись носом в сгиб руки от вони. Один мальчик, Кадок, на спор отважился положить цветы на пещеристую голову кита, но раздался какой-то вопль, от которого он вздрогнул и цветы упали вниз, на нос кита. Большинство детей рассмеялись и убежали. Линос осталась, подняла и перенесла цветы туда, куда полагалось. Со временем кит обесцвечивался, кожа натягивалась и отставала от туши, словно исчезала в свете нового времени года.
Джоана наносила красную помаду и ярко-розовые румяна. Когда она вошла в наш дом, то вобрала голову в плечи. Она сказала, что ей нравится мой наряд – длинное бархатное платье с внушительным бантом пониже спины.
– Повернись-ка! – воскликнула она. – Выглядишь как персонаж из Диккенса. Или кинематографа. Прекрасная юная героиня.
Я поблагодарила Джоану, а за ее спиной отец поднял брови и беззвучно произнес: «КЕРОСИН». Только таким способом можно было уговорить его пригласить их обоих на обед.
– Ты великолепна, Манод, – сказал Эдвард, вручая мне бутылку виски, привезенную с собой.
Я отмахнулась от него. Мне было так приятно, что Джоана сделала мне комплимент. Мне опротивел свой собственный вид, в котором я всегда представала перед ней: волосы мокрые, прилипшие к голове, кожа сухая и прыщеватая, юбка потрепанная, облепленная грязью и песком после наших прогулок.
~
Джоана завизжала как дитя, когда я подала к столу омара. Я растерла в кашицу мясо с овсом, приправила травами с утесов и приготовила картофельный гарнир. Взяла у Лии козьего масла и, сама того не ведая, вбухала туда несколько фунтов.
– Мы едим говяжью солонину и сморщенную картошку.
– Да, так мы обычно и питаемся, – бесстрастно подтвердил отец.
– Зимой, – добавила я.
– Но это замечательная еда. Ничего лучше я не пробовала.
Я спросила ее, готовила ли она дома, и она хмыкнула.
– Нет, нет. У нас всегда для этого были работницы. Вечно мешались под ногами.
Она повернулась к отцу.
– Вы должны гордиться Манод. Она очень смышленая девочка.
– А как хорошо поет, – присовокупил Эдвард.
Отец показал на мою вышивку, которую повесил на стене. Берег, лошадь, повозка. Женщина кутается в зимнюю одежду, у ног ловушка на омара.
– Замечательно, – сказал Эдвард.
Я вздрогнула – жесткий осколок панциря застрял у меня в зубах. Я ощутила, как мои щеки заливаются краской от того, что все уставились на меня. Я сменила тему.
– Джоане очень нравится наш остров, папа.
– O да, – воскликнула Джоана. – Остров потрясающий. Обожаю здешнюю природу. Манод знакомит меня с цветами. Я люблю смотреть, как вы все уходите в море и возвращаетесь. Какой прекрасный образ жизни.
– Нелегкий.
– Нелегкий, – повторила Джоана вполголоса. – Но достойный. Благородный. Поистине, именно так должен жить человек. В гармонии с природой.
Эдвард кашлянул. Наши взгляды встретились. Я не смогла прочесть выражение его лица.
– Я унаследовала от отца, – продолжала Джоана, – свою любовь к природе. Он обожал деревья. Выращивал сады и рощи на всей земле, принадлежавшей нашей семье. У него во дворе стояли полчища сеянцев в горшках. Большую часть недели он ходил с биноклем и возвращался весь в грязи и со списком птиц длиной с руку. Он продавал древесину на нужды армии, но взамен всегда высаживал еще больше деревьев. Разве это не поразительно? Никто так не поступал. Он понимал необходимость сохранения лесов, английского ландшафта. Послушайте. – Она ткнула ножом в папину тарелку. – Вот вам не совестно
