Простовещи. История мира через легендарные товары и любимые продукты - Сергей Сергеевич Минаев
К XVIII веку похолодание достигает пика – Темза и Дунай замерзают, а на ледяной корке рек проходят ярмарки. В 1708 году замерзает Босфор – пролив между Европой и Азией. Очевидно, что такие экстремальные погодные условия не могли не повлиять на сельское хозяйство.
И без учета похолодания европейский крестьянин вечно жил на грани голодной смерти. Зерновые культуры, особенно полюбившаяся Европе пшеница, крайне привередливы к погодным условиям. Заморозки нередко приводили к гибели урожая. Историк и антрополог Алан Макфарлейн подсчитал, что в теплой и плодородной Северной Италии с 1451 по 1767 год на 16 хороших урожаев пришлось 111 голодных лет!
Жизнь крестьянина в ту эпоху походила на генератор случайных поворотов судьбы. Каждый раз погода словно подбрасывала монетку: если выпадал теплый год – значит, голодная смерть, скорее всего, никому не грозила. Историк Альфред Кросби отмечал, что «Европа с тем сельским хозяйством, которым она обладала, не могла прокормить свои низшие классы, а также поддержать амбициозные планы своих высших классов».
Европейские монархи, которые были кровно заинтересованы в сохранении своего населения, начали думать о том, как остановить эту череду катастроф. Генное модифицирование и селекцию растений еще не изобрели, поэтому новые сельскохозяйственные культуры пришлось внедрять почти насильно. Государство «залезало» к людям на грядки, решая за них, что выращивать и что подавать на стол. Это были явные признаки современной ролевой модели государства с его активным надзором и порой слишком активной гиперопекой над населением.
Наметилось два базовых подхода к госпропаганде картофеля: Пруссия и Франция подошли к решению вопроса с присущими им культурными особенностями. Начнем с любителей порядка и «железной руки» пруссаков.
Пруссия – немецкое государство на северо-востоке нынешней Германии. Середина XVIII века – один из величайших периодов в истории будущего государства – объединителя немецкой нации. Страной тогда правил самый известный из прусских королей, Фридрих II, получивший прозвище Der Grosse – Великий. Многим он запомнился другим своим прозвищем – Der Kartoffelkönig – Картофельный король.
Заинтересованный в сохранении сильного и здорового населения, Фридрих II решил, что нет ничего лучше, чем заставить жителей выращивать картофель. В 1745 году он издал указ, который обязывал крестьян отводить под картофель одну десятую своих земель. В случае неисполнения полагались штрафы и тюрьма. Помещиков, знаменитых прусских юнкеров, он заставлял рассказывать крестьянам о пользе картофеля, а своим генералам и офицерам приказывал выращивать картошку в поместьях. Катаясь на своем экипаже по стране, Фридрих лично наблюдал за соблюдением наказов, не стесняясь наказывать виновных.
Картофельная война
Пруссия, помимо активного распространения картофеля, успела поучаствовать в другом «картофельном» мероприятии. Война за баварский престол между Австрией и Пруссией получила название «картофельной» из-за крайне активного поедания пруссаками запасов картошки. Для австрийцев, которые картофелем на тот момент еще не прониклись, война была «сливовой».
Население не всегда воспринимало политику Фридриха с пониманием. Жители города Кольберг в Померании жаловались на картошку: «Она не имеет ни запаха, ни вкуса, даже собаки ее не едят, так что нам от нее пользы?» Но король был непреклонен.
Именно так – из-под палки и под жестким контролем – Пруссия массово перешла на картошку. Последующие неурожаи их почти не затронули. Сегодня представить немецкую кухню без картошки невозможно: картофельный салат, картофельный штрудель, кнёдль и прочее. На могиле Картофельного короля Фридриха до сих пор можно найти пару картофелин – знак признательности от немецкого народа.
В середине XVIII века происходит еще одно важное событие в мировой политике – дипломатическая революция. Старые альянсы рушатся и замещаются новыми. Австрия конфликтует с Великобританией, а Пруссия разрывает связи с Францией. Народы начинают вражду, которая продлится пару веков.
Франция сильно отличалась от Пруссии. Просвещение, утонченность и ни намека на муштру или военно-приказной порядок. Отношение к картофелю было более щепетильным – во Франции его ели или бедняки, или свиньи. Местная знать была уверена, что нормальный человек это есть никогда не будет. В 1748 году, когда Пруссия уже вовсю копала картошку, парламент Парижа запретил ее выращивание. Дескать, картофель вызывает болезни, от проказы до водянки. Но скоро все поменяется – именно противостояние пруссаков с французами приведет к внедрению в стране картофеля. В 1756 году началась Семилетняя война.
Эту войну заслуженно называют «Нулевой мировой» – воевали не только по всей Европе, но и в американских колониях. Основными противниками были Франция, Россия и Австрия – с одной стороны и Пруссия с Великобританией – с другой. Дряхлеющий «картофельный» Фридрих все еще был на троне и называл своих противников «союзом трех баб»: Мария-Терезия на венском престоле, Елизавета Петровна в Петербурге и фаворитка Людовика XV, мадам Помпадур, в Париже.
Но нас интересуют не монаршие особы, а простой французский фармацевт Антуан Огюстен Пармантье. Он тоже воевал и попал в плен. Оказавшись в плену у любителей картошки из Пруссии, он приготовился к голодной смерти. Просидев в плену три года на картофельной диете, он, к своему удивлению, не умер, вдобавок избежав проказы. После освобождения Пармантье решил заняться пропагандой картофеля. В 1774 году он опубликовал работу «Examen chymique des pommes de terre», где убедительно доказывал питательную ценность картофеля.
Удачно совпало, что во Франции в то время объявили конкурс на тему «Еда, способная сократить ущерб от голода». Наш герой понял: вот он шанс, за который надо цепляться. Работа картофельного адепта Пармантье выиграла конкурс, а он сам ворвался в элиту французского общества.
Конкурс проводился не просто так – страна не могла вырваться из череды голодных лет. Историк Фернан Бродель подсчитал, что между 1500 и 1800 годами во Франции более 40 раз, чаще чем каждые десять лет, наступал голод. В XVIII веке страна жила в условиях перманентного продовольственного кризиса. Цены на муку постоянно росли: батон хлеба подорожал в четыре раза. Бедняки такое ярмо тащить были не в силах. Начались восстания, получившие общее название «Мучная война» – толпы людей громили рынки и хлебные лавки. Хлеб порой просто растаскивался, но иногда бунтовщики пробовали наладить централизованное планирование, устанавливая цены, которые считали справедливыми. Государство не сидело сложа руки и где штыками, где при помощи манипуляции ценами смогло погасить беспорядки. Тем не менее низы окончательно разочаровались в правительстве и усомнились в его способности обеспечить подданных хотя бы хлебом, что стало последней каплей. За ней последовала Великая французская революция.
Несмотря на угрозу бунта, французский монарх не хотел и слышать о «плебейской» картошке. Неутомимый Пармантье настаивал на своем и продолжал бороться с предрассудками. Спустя 10 лет король Людовик XVI все-таки сдался. Произошло это во время празднования его очередного дня рождения, на которое Пармантье явился с букетом белых цветов. Это были не розы и не лилии, а цветки картофеля. Жена короля – Мария-Антуанетта – букет оценила и заплела цветки в волосы. Почти все блюда на том званом вечере были приготовлены из картошки. Существует легенда, что на празднике присутствовал Томас Джефферсон – 3-й президент США и один из отцов-основателей. Ему настолько понравилась картошка, что он купил несколько книг Пармантье и начал популяризировать картофель в Северной Америке.
Элиту удалось убедить – оставалось договориться с простым народом. С этим возникли большие проблемы. Люди чуяли подвох и не доверяли французским властям. Тогда Пармантье пошел на хитрость, которая стала легендарной.
Он попросил у короля разрешения выращивать картофель на большом поле около Парижа. Получив добро, Пармантье выставил по периметру солдат, которые днем охраняли грядки, а ночью уходили. У людей сработала простейшая логика: «если от нас что-то охраняют – значит, это что-то должно быть очень ценным». Парижане и местные жители стали воровать
