Забери меня отсюда - Софья Валерьевна Ролдугина
«Люди крепче, чем кажется, – подумалось внезапно. – К счастью».
К дому Саммерсов она вернулась одновременно с истошным визгом полицейских сирен. Завывания захлебнулись там, где начиналась ивовая роща, затем послышались отрывистые команды и топот.
Помощь наконец прибыла. Детектив Йорк приехал не один, а в сопровождении по крайней мере двух экипажей. Из восьми прибывших на место преступления копов Тина узнала только двоих: чернокожего громилу по имени Кид и Рюноске Гримгроува. Женщина со светлыми волосами представилась психологом и ласковым голосом предложила поговорить, но Уиллоу так глянула исподлобья, что попытки завязать терапевтическую беседу увяли на корню.
Самое страшное ожидало в подвале, где находилось тело мистера Саммерса – точнее, то, что от него осталось.
Там было холоднее градусов на семь и очень темно – единственная лампочка выхватывала лишь небольшое пространство у проржавевшей железной лестницы. Полицейские фонари шарили по стенкам, выхватывая то заполненные пустыми пивными бутылками полки, то батареи консервов, то старые покрышки в углу… Бетонный пол почернел от крови; больше не позволили увидеть ни Тине, ни Уиллоу, ни Маркосу.
– Вам сюда не надо, ребятки, – пробормотал верзила Кид, сдвигая на затылок фуражку. – Мать честная… Я такого ещё не видел. Реджи, ты б увёл их, а?
Опрашивать свидетелей поручили Йорку – не потому, что остальные копы верили в его уникальные способности, просто разговаривать с кем-то ещё Уиллоу отказалась наотрез.
– Это был старикан, который Ривер, – объяснила она угрюмо, подтянув колени к подбородку. Здесь, на террасе, металлический запах крови почти не чувствовался, но после выстрелов из ружья ощутимо пахло порохом, маслом… и безжалостно вытоптанными лилиями в саду. – Когда я пришла, они были уже внизу, и папаша с ними. Ривер снял ему кожу с руки, прямо как перчатку – раз, и всё… И сказал, что если я отдам ему камни, то мы на этом и закончим. Мне-то всегда казалось, что любящая дочь из меня не очень. – Уиллоу ниже склонила голову; глаза сделались совсем чёрными. – И что я готова ко всему, что драки у меня в крови… Но это не драка была. Я не знала, что делать, совсем. Забыла всё, чему меня Кённа учил, какие-то самые простые вещи. А пока стояла в ступоре, как бревно, он взял папу за вторую руку и тоже… Я отдала камни, знала, что нельзя, что это не поможет. Видела же по глазам, что врёт, сразу поняла, к чему дело идёт, как только спустилась… и всё равно.
Тина хотела сказать: «Держись». Или: «Ты всё сделала правильно». Или: «Ты не виновата». Тысячи прочитанных книг оказались бесполезны, чтобы подобрать сейчас хотя бы несколько правильных слов; в конце концов, ей самой утешения родни были только в тягость, когда дед умирал в больнице. Он же тогда, в конце, произнёс: «Дом теперь на тебе».
Чейз Ривер не оставил Уиллоу даже этого – места, куда можно вернуться.
– Переезжай ко мне, – ответила Тина наконец, на ощупь отыскав её плечо. – У меня кошки есть. И куча свободных комнат.
Уиллоу затрясло. Она сжалась в комок, потом обмякла, уткнулась лицом Тине в колени; рыдала долго, беззвучно, до икоты, почти что полчаса, пока копы осматривали подвал. Маркос гладил её по спине и выглядел до жути растерянно, сам ещё – всего лишь голубоглазый мальчишка, кажется впервые в жизни осознающий, что не каждую проблему можно решить ножом, даже и волшебным.
Йорк сидел на пару ступеней ниже и курил, машинально комкая пустую пачку.
– Я теперь сирота, – сказала вдруг Уиллоу, не поднимая головы. Голос был хриплый, но на удивление нормальный. – Мне год до совершеннолетия… Тина, ты, ну… оформишь попечительство? Я сама себя обеспечу, просто… просто… я не хочу куда-то уезжать, в детдом там или куда сейчас отправляют…
Они все словно застыли – и Маркос, и Йорк. А Тина вдохнула и выдохнула, очень медленно, чувствуя себя наконец-то взрослой – с того времени, как умер дед и она осталась одна, предоставленная самой себе. Она провела рукой Уиллоу по голове, убирая в сторону свалявшиеся чёрные кудри; девчонка смотрела искоса, нос у неё был опухший, а глаза – красные.
– Говорю же, что у меня полно комнат. Так что добро пожаловать.
Потом приехал мистер Оливейра – кто-то из копов позвонил ему и сообщил о Маркосе. Тина впервые увидела его жену, миниатюрную блондинку с пухловатым, немного наивным лицом – встревоженную, но явно старающуюся не подавать виду. Маркос о чём-то долго говорил с ними, не отпуская заплаканную Уиллоу от себя. Женщина-психолог присматривала за ними, но близко не подходила.
– М-да, попечительство – это сложно… – почесал в затылке Йорк. – Хотя… Если Робокэп подсобит…
– Справлюсь. Но об этом рано думать, пока Чейз Ривер жив, – ответила Тина и усилием воли отвела взгляд от четы Оливейра и детей. – Хорошо ещё, что от Доу мы избавились. То, что от него осталось, на заднем дворе. Да, и Эдвард Роллинс, – спохватилась она, и плечо снова заныло, напоминая о выстреле. – Ваш напарник нашёлся. В некотором роде.
Детектив помрачнел.
– Сейчас позову Гримгроува. Он тоже в курсе, и котелок у него варит – надо вместе решить, что делать. Не писать же в отчёте, что пацан забабахал вуду и пришиб зомби. И сердце это пробитое ещё…
Он выглядел так странно, что Тина не сразу сообразила, в чём дело. Поняла только позднее, когда опустевшую униформу Роллинса сложили в прозрачные пакеты и присовокупили к остальным уликам, а явно похудевший за последние недели Рюноске Гримгроув, покопавшись в останках Доу, констатировал, что да, это, вероятно, и есть его сбежавший «пациент». Йорк, шатаясь, отступил в полутень, к дому, привалился к стене и закрыл глаза. Кулаки у него сжались – и тут же расслабились.
– Вот и всё, – пробормотал он. – Вот и всё. Джек Доу мёртв… Знаете, мисс Мэйнард, я всё это время ведь почему-то думал, что найду его – и что-то изменится. Не то чтобы считал всерьёз, что Эмми вернётся с того света, мы заживём по-старому. Но вот… Он мёртв. Ничего не изменилось, чёрт, ничего. И что теперь делать?
Гримгроув сделал коллегам знак, и они стали сноровисто паковать останки Доу в мешок. Где-то ужасно далеко Маркос повысил голос и предательски дал петуха, а Алистер Оливейра ответил спокойно и неожиданно ласково, только слов было не разобрать. По высокому синему небу всё шире расходилась
