Жестокие всходы - Тимофей Николайцев
Свечной проезд пересекал Овражью как раз напротив Свайного Моста, и убегать по Свечному — означало бежать как раз в сторону Волопайки. В самое её сердце. Поэтому Луций и замешкался… А потом — было уже поздно.
Он развернулся к тем четверым, что приближались сзади, и сделал угрожающее движение — потянулся к ноге, будто проверив, на месте ли то, что припрятано за голенищем. Это, конечно, был блеф — ножа у Луция не было, да и не могло быть — Книга Поклонений под страхом смерти запрещала простому люду носить оружие, и случайный жандармский разъезд мог запросто, за одно подозрение, раздеть до самых порток, а найдя нож — закололи бы штыками прямо на дороге.
Вот и Волопайские — не поверили.
Главный из них — а это был Вартан Брюхоногий, его-то Луций знал прекрасно — презрительно ощерил пасть:
— Чего ныряешь? Пятка чешется? Или обоссался — в сапог натекло?
Они все разом загоготали, и у Луция аж в глазах потемнело.
Наверное, ещё можно было как-то избежать драки — метнуться на забор, через поленницу, попытаться уйти… Можно было и вовсе спустить на тормозах — вяло попрепираться для виду, отдать дежурные медяки и получить по рылу пару раз. Бить в мясо их вряд ли стали бы вот так, ни за что… Улица-то нечейная. Но эта Вартанова шутка всё решила — в глазах у Луция будто заколыхалось тёмное пламя.
Это сороват, наверное, был виновен — Луций аж заходился, когда вспоминал тогдашнюю свою беспомощность. Малейший намек на слабость вызывал в нём теперь острую злобу.
А потому, нагнувшись ещё раз, он вывернул кусок щебня из земли у обочины…
Вартан Брюхоногий выразительно смотрел на камень, и на лице у него застыл сочувственный интерес.
— Мал… — сказал он, словно в сомнении. — Мал для надгробного! А, братва?
Его ватага, гогоча, согласилась, что — да, мал… воробушка, разве что, похоронить. Или червя земляного. Эти подоспевшие четверо — были крепкими, с мосластыми кулаками. Носы у всех были свернуты на сторону, и от этого они напоминали задиристых петухов, застукавших в собственном курятнике чужого. Гогоча и зубоскаля, они, тем не менее, не стояли столбом — уверенно и незаметно обступали со всех сторон, вытесняя щуплых застрельщиков на зрительские ряды.
Вартан Брюхоногий, перестав вдруг ухмыляться, небрежно ткнул Эрвина в живот:
— Ты ж с Овражьей вроде? Ну, так вали отсюдова — мы своих не трогаем…
Если Кривощекий и хотел что-то возразить, то не успел — его моментально оттёрли в сторону, заслонили плечами.
— А вы, квартальские, чего сюда припёрлись, ремесло-у-козла-сосло… болты мазутные… это наша улица теперь… сидите в своих цехах, чумазики…
Всё происходило слишком быстро.
Наступая, их сноровисто теснили к забору.
Стало вдруг очень тесно — щепастые занозистые доски, нависая, загораживали небо, а спереди напирали волойлочные душегрейки, расстёгнутые голые животы. Плечо Курца отчаянно мешало — Луций отодвинул его локтем. За забором собаки перхали в голос, предчувствуя драку. Едва ли не лопатками ощущая уже обзолы заборных досок, Луций упёрся — встал, набычившись и остановив коротким тычком особо ретивого напирающего…
Камень в другой его руке предательски прыгал. Ладони взмокли, и Луций больше всего на свете боялся его сейчас уронить.
Вартан Брюхоногий, вальяжно подошёл и остановился напротив, оставив между собой и Луцием два шага пустого пространства. Сделал своей ватаге едва приметный жест — те замерли, выразительно переглядываясь. Словно не драка, а весёлый спектакль их ожидали.
— Ну? — коротко вопросил Вартан.
— Чего делим? — так же коротко, но страшным и сдавленным голосом отозвался Луций.
— А есть что делить? — сразу же вдел Брюхоногий.
Это следовало понимать, как приглашение откупиться.
Ну, а чего… вытрясти всю мелочовку из карманов — ведь хоть по одной монетке-то есть у каждого… Получить несколько дежурных зуботычин — и свободны.
«Выходит, — понял Луций, — волопайские не караулили их специально.» Они и впрямь — просто подвернулись. Он услышал, как рядом Курц облегченно переводит дыхание и, наверное, именно поэтому Луций презрительно скривился Вартану в ответ, хоть и знал, что получит за это трёпку. Сердце бешено колотилось за ребрами, и он медленно-медленно, по пяди, пятился вдоль забора.
— Ну, так чего, ремесло чумазое? — наступал на него Вартан. — Чем делиться-то хотел?
— С тобой… — пересохшим ртом сказал Луций. — С тобой, свинопас, и говно делить не стану!
Вартан Брюхоногий насупился и окаменел взглядом. Шутки закончились. Даже его шестерки справа и слева посерьёзнели и вытянулись. Замолкли на миг собаки за забором. Слышно было, как загнанно дышит Курц, подбираясь для прыжка. Луцию почудилось даже, что он слышит скрип размыкающейся челюсти — это Вартан Брюхоногий открывает пасть, чтобы отдать приказ и спустить своих шавок…
Это длилось всего мгновение…, но за это мгновение Луций много чего успел сделать. Он толкнул Курца в сторону, чтобы тот не попал под руку ненароком, потом отшагнул назад до самого забора, до самых его обшарпанных досок, выиграв тем самым место для замаха — Вартан ещё разевал свою пасть, когда Луций оттолкнулся пяткой от спружинившего забора и что есть силы метнул каменюгу в его удивленную физиономию.
Затянутое пружиной время тотчас распрямилось, и карусель драки бешено завертелась — камень вылетел из руки столь стремительно, что Луций почти не сомневался, что попадёт…, но Вартан, каким-то чудом сумел увернуться, камень просвистел, едва-едва чиркнув его по волосам и, совершенно буднично, как по старому ведру, ударил в лоб кого-то, стоящего позади. Тот поймал лоб руками и повалился назад, исчез — словно провалившись сквозь землю.
И прочей поцанвы тоже не стало вокруг — Луций различал только орущие морды и тугие картофелины кулаков, свистящие и почти задевающие его. Он прыгнул, разворачиваясь в воздухе, как кот… несколько раз получил по лицу — нечувствительно, вскользь — и, едва приземлившись, сам ударил кого-то. В ответ пуще заорали, и картофелины снова градом посыпались, одна за другой, без устали молотя по голове и плечам. Это было совершенно не больно и Луций поперхнулся от неожиданности, вдруг обнаружив себя лежащим в пыли.
Вздыбленная пыль летела столбом, и среди этой пыли он вполне успешно уворачивался от целой колоннады топчущих его ног. Собаки за забором захлебывались, бросаясь лапами на доски. Луцию посчастливилось выкатится в просвет меж одновременно вознесённых для удара войлочных
