По краю земли - Катерина Ромм

– Она здесь! – вдруг раздался истошный крик на флорийском, и водопад детей рассыпался, потому что Фелтон вынырнул из самой середины и рванул прочь.

Айлек приоткрыл глаза. Венда, как и он ранее, замерла на месте. Но она пришла в себя быстрее, и, когда Фелтон с разбегу бросился ей на шею, Венда уже смеялась, и плакала, и стянула с него шапку, и уткнулась в рыжие волосы.

– Я тоже дар речи потерял, когда встретил его в горах, – тихо сказал Меркурус. – Всё не мог позволить себе поверить, боялся, что моргну – и он исчезнет. Но нет, это правда Фелтон, Айлек. Он в порядке. И Венда, значит, тоже будет в порядке.

За спиной Венды Алина застыла в немом недоумении. Женщина обняла себя руками, будто замёрзла, хотя на самом деле она хотела защитить себя от нового и неизведанного – Айлек явственно это видел. Что означало для неё возвращение Фелтона? Венда не останется с Алиной? Или останется и вернётся домой? Она заберёт с собой Фелтона? Алина заменит мальчику мать? Нет…

Айлек помотал головой. Всё смешалось и казалось неправильным, словно понарошку. Совсем как гибель Фелтона в горах, в которую Айлек тоже никак не мог поверить. Вот и сейчас он не воспринимал женщину с Поверхности всерьёз, отказывался признавать, что она и в самом деле никогда отсюда не выберется. Алина, Венда, Фелтон – они будто играли роли в каком‐то представлении, где лишь Айлек знал правду… Он даже разозлился на себя за такие мысли. Похоже, это кровь травников говорила в нём – не позволяла допустить, что можно вот так запросто выпасть из своей общины, из своего мира навсегда!

Он через силу отстранился от Меркуруса и шагнул в сторону Венды. Всего один шаг – однако тело не выдержало, голова закружилась и колени подогнулись, словно Айлек был тряпичной куклой. Он упал на четвереньки и уткнулся лбом в сырую землю, стараясь побороть черноту перед глазами. Среди черноты то и дело мелькали образы, будто обрывки давно забытых снов. Айлек то хватался за них, то отгонял прочь – и карусель раскручивалась всё сильнее и сильнее.

Это было невыносимо. Айлек сжал виски руками, застонал и позволил черноте поглотить весь мир.

ιε

Когда Айлек наконец пошевелился, Фелтон захлопнул книгу и с облегчением выдохнул. Травник разлепил глаза, окинул комнату ошалелым взглядом, как будто не узнавал, хотя это была его комната.

– Фелтон! Так рад тебя… – Айлек хрипло закашлялся. – Что со мной было?

– Наверное, переволновался. Прости, это всё я виноват! Меркурус тоже чуть с ума не съехал, когда встретил меня в горах. Он сказал мне потом, как вы… ну… что вы, в общем… из-за меня… – Фелтон поёжился. «Подумали, что меня больше нет» произнести было невозможно. Слишком дико!

– Мы не смогли тебя найти тогда… Что случилось, куда ты пропал?

Айлек со стоном приподнялся на локтях, подтянул подушку и сел на постели. На бледном лице блестели капли пота, чёрные кудри прилипли ко лбу. На щеках горели розовые пятна. Теперь уже Фелтон не был уверен, что Айлек просто перенервничал. Он выглядел по-настоящему больным.

Фелтон налил травнику тёплой воды с мёдом и рассказал, как очнулся в горном котловане среди огромных птиц. Венда называла их сирлами, только вот Фелтон уже привык к «голубям» и вечно путал, как правильно. Айлек кивал, напряжённо вслушиваясь, но казалось, что он не понимает и половины.

– Лучше не буду тебя сейчас мучить. – Фелтон поднялся. – Потом дорасскажу. Ты отдохни, а я поищу Меркуруса. Он, наверное, у рыжеволосой хозяйки, она нас накормила и забрала одежду постирать…

– А Венда? Уже решила, что будет делать? – прервал Айлек. Он повернулся на бок и смотрел на Фелтона, приоткрыв один глаз. – Вернётся с отцом в Ориенталь?

Фелтон покачал головой.

– Не решила. Меркурус говорит, что не вернётся. Но ему‐то откуда знать! А ты как думаешь?

Айлек закрыл лицо ладонями и помолчал. Фелтон терпеливо ждал ответа, а спустя минуту всё же осторожно протянул:

– Хм-м?

Травник не отозвался. Фелтон на цыпочках подобрался к постели и прислушался: Айлек отрывисто дышал, провалившись в сон.

Фелтон пожал плечами и тихо вышел в коридор.

Меркуруса он не нашёл, хотя заглянул везде, куда только смог. Наверное, тот ушёл спать, а Фелтон не знал, в какую комнату. За окном в темноте и тишине падал снег, напоминая, что зима всё ещё близко и не отступит без боя. Снег напоминал о пережитом в горах и захватывал сердце в тиски одиночества. Всё закончилось хорошо, и всё‐таки Фелтону было не по себе стоять вот так одному в пустом коридоре гостиницы. Он тряхнул головой и поспешил в комнату, где, если он правильно запомнил, ночевала Венда.

Приоткрыв дверь на два пальца, Фелтон осторожно заглянул внутрь. Он угадал: у самого порога валялись сапоги Венды, а дорожный плащ, небрежно переброшенный через спинку стула, соскользнул почти до пола. Фелтон затворил дверь, прошёл к столу и зажёг свечу. Огонь выхватил из темноты остальные вещи, протянул длинные тени.

Венде досталась хорошенькая комната: тёплая благодаря печной стенке, уютная. Кровать кто‐то – вряд ли сама Венда, это было на неё непохоже – аккуратно застелил клетчатым пледом, подоткнув уголки под матрас. Фелтон остановился у шкафчика из тёмно-рыжего дерева с вкраплениями серых пятен. На шкафчике, прислонившись к стене, пристроилось прямоугольное зеркало. Фелтон с любопытством взглянул на собственное вихрастое отражение. Ну и видок…

Интересно, похож ли он на своих родителей? Сегодня он много думал о скорой встрече с отцом Венды – как будет выглядеть старейшина Ориендейла, узнает ли Фелтон в нём черты подруги или нет? А вот то, что его собственная улыбка, пухлые щёки и цвет волос тоже достались ему от кого‐то, Фелтон осознал только сейчас перед зеркалом. Было бы так здорово узнать… и в то же время странно думать, что семья – это люди, которых он никогда не видел. Можно ли в таком случае вообще считать их родными или его семьёй навсегда останется матушка и другие дети, его «сёстры»?

В неспокойные ночи под крылом огромного голубя-сирлы они часто ему снились. Там, в горном котловане, Фелтон скучал не только по Венде. Он отчётливо вспомнил, как они учились в домашней школе, разучивали танцы и пекли пироги. Матушка всегда была жизнерадостна и заботлива; она много шутила, пела колыбельные и романсы грудным голосом и никогда не ругалась на детей, если они шептались в спальне после того, как гасили свет.

Воровато оглянувшись через плечо, Фелтон потянул