Тени двойного солнца - А. Л. Легат
– Н-на! – говорил сам с собою Колл, размахивая палицей. Должно быть, так принято в Маранте.
Он загребал песок тяжелыми пластинчатыми сапогами, и я корил себя за медлительность. В Криге я бы разделал его, не успев пропотеть.
Щит в форме капли с истерзанным гербом портил мои керчетты. Я боялся делать выпады левой – каждый отдавал резью в распоротой ладони. Я проигрывал, пятился, и делалось только жарче, тяжелее, больней.
– Аха! – торжествующе воскликнул Колл и высунул кончик языка, увлекшись.
Закованные в почти одинаковое железо, мы мало чем отличались для верхних рядов. Я рискнул: отогнал его, повернув лицом к солнцу. Ясное небо, полуденный жар, песок – все, как было в Содружестве, на острове, когда Саманья учил меня обращаться с мечами…
Глаза Колла – то, что виднелось в прорези, – сощурились. Яркий отблеск лучей помазал его нагрудник, и я ухватился за этот миг, отдав все, что у меня было: обвел его финтом, замахнувшись на его болтливую рожу; подступил ближе, готовясь толкнуть обод плечом, и добраться, добраться наконец до его голени.
Палица выскочила из-за щита, словно стрела. Я завел левую для удара, чтобы отвести ее, отразить. Резкая боль пронзила ладонь. Тело само увело меня вправо, спасая голову от стальных шипов, летевших в лицо. Дзынь! В глазах на миг потемнело, ноги отнесли меня в сторону. Трибуны качнулись, точно лодка на воде. Я удержался на ногах.
– Два! Два – и ничего! Ничего от первого мечника, кто бы мог подумать, – голос смотрителя боя пробивался сквозь звон в ушах.
«Вам нельзя проигрывать, мой дорогой муж», – шепнула Жанетта, когда я снимал с нее ночное платье. Я тряхнул головой – витал в облаках. Потому и получил по шлему дважды. Поделом.
Противник самодовольно оглянулся на трибуны: туда, где его поддерживали. К тем, кто был прав с самого начала боя…
– Ладно, здоровяк, давай поиграем, – процедил я сквозь стиснутые зубы. Хоть он и не мог меня расслышать – я позорно отступил. Много лишних шагов, много сил ради большего расстояния. Точно трус. Впрочем, мне было чего бояться.
Колл из Маранта никого не щадил. Он не сдерживал удары, и от его толчков щитом дребезжали чертовы латы, а керчетты впивались в ладонь, точно молотом отбивая пястные кости. Он бы убил меня, окажись мы под стеной, на воле. Вдали от ограды манежа, этого цирка, этой отсталой игры.
В Криге Беляк переломал своему противнику кости и вышел на следующий бой, не получив и косого взора. Что скажут мужу графини, если он выпотрошит Колла на глазах у толпы?
Мы снова сошлись. Враг высунулся из-за щита, и в прорези шлема мелькнула мерзкая хищная улыбка. Я отступил, точно ягненок перед волком. Прятал зубы, пятился, опасался: берег себя. Вместе с тем берег и врага.
Что скажет сама графиня, если я вернусь проигравшим? Все кости Колла из Маранта не стоят ее улыбки.
– Гха! – воскликнул он, отведя палицу слишком далеко. И делал это все чаще, чаще. Увереннее. Наглей.
Два – и ничто. Один промах до поражения. Один удар.
Мы сделали новый круг. Колл стал теснить меня к трибунам, к выходу, словно бы все решено. Словно бы мне не стоило выходить сюда с клинками наголо. Словно первый мечник погиб, изнеженный, разбалованный, скончался в шелках…
«Какой стыд!» – промолчит Жанетта, и только строгая полоса между ее бровей покажет, как все есть на самом деле.
Моя добрая, непостижимая жена.
– Довольно! – гаркнул Колл, когда мы снова разминулись. Нетерпеливый, жадный, самоуверенный ублюдок.
Его не зажимали в подворотне, не валяли в грязи. Золото – вот и все, что он вынесет с этого боя. Везучий сукин сын.
Боль отзвенела в распоротой ладони. Отдалась в стопах, натруженной спине. Боль, боль, боль. Я отведал ее сполна!
Взмах, уворот, финт правой. Столкновение. Близость. Колл явно наметил последний удар…
Я отправил клинок к его горлу – за мягкую постель, которая ждала меня каждый день. За шелк, перину, аромат чернил. Двинул гардой в зубы, прикрытые шлемом, – за ягнятину на углях, кроличье рагу и весь подвал сладких вин. Уклонился от двух яростных ударов, – справа, слева! – за все тихие ночи, когда не видел снов. Пнул его в колено, вынудил сплясать на песке: снова и снова. За мирную жизнь, новую одежду и музыку под луной в палисаднике.
Боль, дьявольская боль.
«Больше никогда».
Загнал его под щит, заставил согнуться и отступить. За тот взгляд, который дарили мне просто так, каждое утро. Ничего не ожидая взамен. Рассек воздух перед его брюхом, почти дотянувшись до нагрудника. Вспорол стеганку на рукаве, едва не добравшись до кожи, – за ласковые слова жены, которые не заслужил.
Ударил сверху вниз, наискось.
«Ты у меня этого не отнимешь».
Колл отклонился, всхрипнул, отводя левую керчетту вбок. Я угостил его правой промеж глаз. Слегка не достал.
«Целый мир пусть расколется надвое…»
Я ушел вправо, отвлекая Колла, расставил мечи шире, будто открылся. Будто призвал его к победе.
«…но я не отдам вам ни крупицы того, что имею».
Он подался вперед, зачем-то зарычав, точно разъяренный пес. Бросился, как голодная рыба в мутной воде.
Я отступил, чтобы ответить. Отвел правой его выпад, не чувствуя руки, глубокий разрез в ладони, теплую кровь, затекающую по запястью вверх, вниз, следом за движением. Увел клинок к ноге. Колл оскалился, предчувствуя верный удар. А потом вытаращился: рукоять керчетты толкнула рану на ладони. Лезвие зашло под его кольчужную юбку, пропороло кожу.
– Гху-у! – взвыл Колл.
Не отступил, согнулся, дернулся, сделав еще хуже. Я рывком притянул локоть к себе, и клинок потянулся следом, точно смычок извлекая грубую ноту.
– Агх…
Подковыляв три валких шажка к трибунам, Колл запыхтел и согнулся.
– Ох-хо! – вскрикнул смотритель боя: на песке появились темные пятна. – Первый мечник не изволит шутить!
Сталь Излома зашла глубоко.
– Боги, сколько крови, – ахнула девица с трибун.
Только боги помогли бы Коллу, решись он придвинуться ко мне ближе в тот миг. Прихрамывая, поскуливая, Колл поднял уже пустую ладонь и отвел щит в сторону. Ему хватило ума признать поражение.
– Два к одному, дамы и господа, два к одному! Колл из Маранта выходит из боя! – надрывался смотритель.
Никакое золото не стоит того, чтобы истечь за него кровью.
– Как?.. – причитал мой соперник. – Как это вышло? Я же видел, что… о-ох…
Бордовый след добрался до его наголенника. К нам спешила подмога с трибун: врачеватель, охрана…
Может, боги ему и не помогли.
– Как ты… – прорычал он,
