Другой Холмс, или Великий сыщик глазами очевидцев. Начало - Евгений Бочковский
 
                
                – Каюсь, Ватсон, я считал вас лежебокой, – продолжает тем временем терзать меня похвалою Холмс. – А вы, оказывается, потому и просыпаетесь только к полудню, что всю ночь корпите над своими рассказами. Почему бы вам не творить в светлое время суток? Или ночная тишь – непременная спутница вдохновения? Клянусь, вы больше не услышите от меня ни единого ворчливого слова насчет вашей привычки понежиться в кровати.
И вновь я был так тронут этим проявлением теплоты, что отказался даже пытаться разубеждать его. Всё складывается таким образом, что убедительно подтверждает мое авторство. На допросе в Скотленд-Ярде Холмса по просьбе управляющего банка обязали хранить в тайне всё, о чем ему там стало известно. Факт ограбления тщательно скрывался из опасений, что он вызовет панику среди вкладчиков. И уж тем более никто, кроме полиции и нас, не знал о таких деталях, как подкоп и выигранная Уилсоном вакансия на место с хорошей оплатой и удивительными должностными обязанностями. Даже фамилии Сполдинга и Росса, предъявленных Холмсу для опознания, а также Морриса, которого я пытался отыскать в субботу после закрытия офиса, номер этого офиса и его адрес – всё это было указано в точности. Сам Джабез Уилсон был описан так и с тем отношением, будто автор знал его лично. Он каким-то образом проведал, что владелец ссудной кассы обратился к нам, поэтому начало рассказа отклонилось от реальных событий лишь в одном месте. А именно, согласно А. К. Дойлу, к моменту своего появления у нас Уилсон уже лишился работы, а потому и мы в его повествовании так и не поучаствовали в непростой судьбе «Британской энциклопедии». Тем самым повторился тот же принцип, по которому было написано предшествующее произведение, а именно: соответствующая реальности завязка сюжета благодаря развитому воображению литератора плавно перетекла в кульминацию, где содержание уже несколько разнилось с действительностью, а затем грянул уже свободный от каких-либо обязательств перед документальными свидетельствами финал. И хоть ни наши заслуги в переписывании энциклопедии, ни моя находчивость с париком, ни круглосуточные бдения Холмса у калитки миссис Эллиот не были никак освещены, я не испытывал претензий к автору. Если бы он взялся описывать и это, его небольшая новелла превратилась бы в длиннющий роман, который просто не уместился бы в пределах скромных возможностей журнала. Взамен, по его версии, видимо оттого, что у нас высвободилось время, мы предотвратили преступление века. Что ж, тоже неплохо.
Глава двадцать пятая. Шутки кончились
Из записей инспектора Лестрейда
Продолжение записи от 26 августа 1891 г.
Через несколько секунд после звонка в двери отворилось маленькое оконце.
– Миссис Эллиот? – обратился проинструктированный Роббинс. – Вам телеграмма из Ньюкасла.
– Пожалуйста, оставьте в ящике. Утром я заберу. – Голос Вивиан Эллиот прозвучал как-то нетвердо.
– Вы не хотели бы отворить дверь?
– Я не открываю в позднее время посторонним.
– Добрый вечер, миссис Эллиот. – Я вышел из-за спины Роббинса. – Надеюсь, вы меня еще помните. Пожалуйста, передайте мистеру Вирджиллу, чтобы собирался. И предупредите, пусть и не думает о бегстве. За каждым окном вооруженный человек. Я не поручусь за его благополучие, если в темноте вдруг у кого-то сдадут нервы.
Оконце захлопнулось. Все молчали, прислушиваясь. Стены дома не казались такими уж добротными, но до нас не донеслось ни звука. Что таилось за этой тишиной – шок, покорность судьбе? Или так молчаливо проявляло себя несгибаемое упорство, с которым нам только предстояло еще столкнуться? Мне не пришлось долго гадать. Не прошло и минуты, как дверь отворилась. На пороге стоял человек, которого в темноте можно было принять за подростка или женщину. Патрик Вирджилл оказался еще ниже, чем я ожидал.
– Заходите, господа, – сказал Вирджилл, и, честное слово, в качестве хозяина жилища он смотрелся гораздо органичнее Джорджа Эллиота. – Надеюсь, этот дом вместит всех.
В комнате, где мы беседовали с четой четыре дня назад, нас ожидала супруга страхового агента. Она сидела на диване, том самом, что в прошлый раз был предоставлен гостям из полиции, а перед нею на столе стояли два бокала и почти опорожненная бутылка кларета.
На лице Вивиан Эллиот читались сумрак и апатия. Свежие раны выглядят иначе. По тому, с каким усталым смирением смотрела она перед собой, я понял, что ее расстройство случилось задолго до нашего появления. Я узнал этикетку на бутылке. Однажды мне довелось попробовать этот восхитительный вкус. Возможно, им Вирджилл хотел хоть немного подсластить горечь собственного признания.
– Можете говорить в присутствии Вивиан. Ей всё известно, – подтвердил мою мысль Вирджилл.
– В таком случае лучше сразу же поехать к нам. Так будет удобнее. Вы здесь без подарков?
– Маленькая премия для леди, если позволите. В честь нашего близкого, но недолгого, к сожалению, знакомства.
– За ваш счет, Вирджилл, если он у вас есть. Учтите, вам еще отвечать на претензии банка. А миссис Эллиот не пропадет. Ее мужу удалось добиться прибавки к жалованью.
– Когда я услышала о телеграмме, – протяжно заговорила она неожиданно низким, возможно от вина, голосом, – то успела подумать, что с ним что-то случилось.
– Успели подумать, сударыня? – переспросил я, подумав в свою очередь, что такое выражение больше похоже на скоротечную надежду, которую мы тут же отняли. – С каким чувством?
Мой вопрос вызвал у нее саркастическую усмешку, но она промолчала. Перемена в ней казалась поразительной. Мне стало ясно, что в прошлый раз непримечательной ее делала закрытость. Потрясение сорвало с нее маску сдержанности, и теперь я видел перед собой лицо интересной женщины, чью выразительность отчасти обострила глубокая боль.
В первый кэб залезли мы с Грегсоном, прихватив с собой Вирджилла. Арестованный мало походил на то, что о нем рассказывали. Он дал понять, что отпираться не намерен, однако ожидать от него шуток, по крайней мере в ближайшее время, не стоило. Видно было, как его измотала последняя неделя, так что всю дорогу до набережной Виктории он просидел молча.
– А если бы он привел сюда Джона Клея? – спросил меня Грегсон. – Об этом ты подумал? Тот со своим нюхом мгновенно определил бы слежку.
– Исключено. Привести с собой отъявленного бандита означало бы злоупотребить радушием женщины, испытывающей к нему теплые чувства. При всех
 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	
 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	





