Другой Холмс, или Великий сыщик глазами очевидцев. Начало - Евгений Бочковский

настоящей мукой. Напрашивался двоякий вывод. С одной стороны, ей было неприятно, что муж так поносит Вирджилла, то есть последний для нее являлся кем-то значимым, а с другой, ее охватил страх, что к нему проявляет интерес полиция и что при дальнейших расспросах что-нибудь выплывет. Я видел, как ей хочется, чтобы эта пытка поскорее закончилась, и вспомнил ту атмосферу, что создавал вокруг себя Вирджилл, а затем мысленно представил его рядом с убожеством мужем.

– Ну и как же будем ловить нашего игрока? – перешел к насущному Грегсон. – По своим правилам или попробуем переиграть в его же игру?

– Для начала надо бы предупредить кэбмена, а то ненароком вспугнет.

– Отпускаем или пусть подождет?

Вкратце обсудили особенности дома и детали расстановки, чтобы убедиться: наскоком дело можно провалить. Не то чтобы я ожидал наткнуться на вооруженное сопротивление. А вот удрать в этих условиях проще простого. В окнах свет, но все зашторены. Где он сейчас, в какой из комнат? И в какое окно он решится сигануть? Втроем мы никак не могли контролировать все стороны, куда смотрели стены дома. Только позволь ему выскочить в темноту – и можно считать, плакали мои денежки. Хотя я бы с радостью заплатил еще столько же, если б только мне сказали, где его после такого промаха искать.

Роббинс предложил взять в дело кэбмена, но мы с Тобби мгновенно отвергли эту идею, памятуя о похожем случае. Тогда из-за глупейшей случайности был упущен ловкий конокрад, но инспектору Хопперу досталось именно за то, что он прибегнул к помощи непрофессионалов. В итоге решили дожидаться Баффи с надеждой, что ему хватит ума захватить с собой еще кого-нибудь. Грегсон отправился на дорогу, чтобы встретить подкрепление и показать кэбмену, как незаметнее убраться отсюда.

В течение всего часа, что мы провели с Роббинсом вдвоем, свет в окнах всё так же горел. Меня это начало порядком тревожить, и я дважды отправлял его проверить, на месте ли наш субчик, однако плотно задернутые шторы продолжали держать нас в неведении.

Наконец к нам присоединились остальные. Баффи привез с собой Фрэнка Холланда. Фрэнк – личный агент Грегсона. Тобби выбил ему жалованье совсем недавно, и он обслуживает исключительно его интересы. Каждый из нас давно обзавелся личными осведомителями – еще с тех пор, когда такая практика считалась нормальным делом. Хотя я не чураюсь привлекать к своим проблемам и людей Грегсона, зная, что ворчать он будет только для виду. Тобби и сейчас не удержался от комментария, но по другому поводу. Меня тоже смущала эта особенность. Собрались специалисты не совсем подходящего рода – аналитики и соглядатаи. Первые, как я и Тобби, предугадали появление объекта охоты, вторые – вовремя заприметили и не упустили из виду, но все вместе могут запросто угодить впросак. Среди нас нет настоящей гончей. Той, что вцепится и не упустит. Это талант особого рода, и в его отсутствие придется брать числом. Грегсон, Баффи и Холланд расположились у окон, а мы с Роббинсом встали у входа. Я держался чуть поодаль, чтобы подоспеть на выручку с нужной стороны…

Глава двадцать четвертая. Чувствительная душа в водовороте соблазнов

Из дневника доктора Уотсона

22 августа 1891 г.

Следующие три встречи с Мэри прошли в похожем ключе. У мистера Уиндибенка обнаружилось удивительное свойство притягивать к себе пригласительные билеты самых разнообразных организаций и сообществ. Мы посетили бал крупного производителя скобяных изделий в Суррее, благотворительный вечер по сбору средств для пострадавших от пожара в Кройдоне и раут железнодорожной компании в честь открытия новой станции на линии Паддингтон – Рединг.

И хотя танцевальные способности невозможно существенно улучшить за такое короткое время, я не сомневался, что мисс Сазерлэнд не приглашают танцевать по одной-единственной причине. А именно потому, что ее сердце прочно занято единственным кавалером. И она непременно откажет всякому, кто только посмотрит в ее сторону. Всякому, кроме меня, так что не стоит даже и пытаться. Я с удовольствием заполнял собой все незанятые танцевальные номера Мэри, и ее лицо, лишенное и тени какой бы то ни было загадочности, ясно и открыто говорило мне, как она рада такому однообразию.

С миссис Уиндибенк у нас состоялось небольшое объяснение. Она извинилась, что не запомнила мою фамилию, и выразила благодарность за несомненный успех прошлого вечера, признав, что недооценила мои способности.

– Вы действительно доктор, – обворожительно улыбнулась она. – Ваше воздействие поистине целебно. Мэри словно подменили после вчерашнего!

– В этом нет ничего удивительного, – с достоинством ответил я. – Мой друг Холмс весьма ответственно подошел к вашему делу и прислал вместо себя не абы кого, а свою правую руку.

– Вот как? Ну что ж, если мистер Холмс сумеет ухаживать за моей дочерью одной рукой, я ничего не буду иметь против такой ловкости. Тем более что после танцев с Мэри присутствует, к сожалению, риск остаться и с одной ногой. Так что берегите себя, милый доктор Уотсон. Мне остается только пожелать вам успехов.

И я не обманул ее надежд. Наши отношения с Мэри развивались, что называется, полным ходом, что, конечно, не укрылось от ее проницательных глаз. Так что начиная со второй встречи с мисс Сазерлэнд ее мама неизменно удостаивала меня самым благосклонным отношением.

В обществе Мэри мне было удивительно легко. Так дышится у моря. С той секунды, как я увидел ее в первый раз, скованность навсегда покинула меня, потому что эта девушка обладала не только особой естественностью, но и странным умением научить этому качеству, заразить способностью держаться свободно, не стесняясь обыкновенной и, казалось бы, беспричинной радости, той самой пресловутой радости бытия. День за днем мне ненавязчиво и доступно подавался пример того, что даже трудно было назвать манерой или стилем, настолько лишено было ее поведение каких-либо приемов. Бесхитростный призыв просто быть – его хотелось подхватить с удовольствием, словно это меня, заждавшегося и тоскующего в скользящих сквозь и мимо равнодушных взглядах, вдруг пригласили танцевать.

Но когда я расставался с нею и голова моя, только что свободная от каких-либо мыслей, принималась, как водится у сыщиков, за вдумчивую кропотливую аналитическую работу, результатом такого качественного, казалось бы, труда становился полнейший переполох. Я не мог поверить, что такая девушка совсем недавно вела себя абсолютно иначе, что ее, нелюдимую, невозможно было никуда вывезти, что стеснение напрочь мешало ей знакомиться с мужчинами. Я видел, как запросто с ее помощью решалась любая неловкость, и понимал, что это исходит из ее натуры. Кроме того, я начинал уже подумывать, к чему