Зверь - Кармен Мола

— Да, я слышала. Давай я тебе хоть рану промою.

— Почему ты не у Львицы? Там ты была бы в большей безопасности, чем на улице.

Элой и Лусия выбрались из густеющего людского потока, который вливался в толпу на площади Пуэрта-дель-Соль. В ближайшем переулке они присели на корточки, и Лусия, смочив слюной рукав, начала стирать кровь с лица Элоя. Она рассказала ему обо всем: о смерти великана, о побеге из публичного дома, об исчезновении сестры. Упомянула она и о том, что на спичечной фабрике остались трупы Педро и Марии…

— Элой, я не знаю, что мне делать, где ее искать. Это был тот тип, который гнался за нами. Кто-то ведь должен его знать! Он слишком здоровенный, чтобы его никто не замечал…

— Думаешь, он и был тем самым Зверем, о котором ходит столько слухов? — изумился Элой. — Говорили, что девочек с окраин утаскивает какое-то животное… Но как знать? Может, это и он.

Внезапно обессилев, Лусия опустилась на землю.

— А может, он ни при чем, — добавил Элой. Он взял Лусию за руку и почувствовал, как она дрожит. — Этот тип сказал, что у него то, что тебе нужно? Конечно, он говорил о твоей сестре! Может, он собирался ее убить, но уже потом, когда получит перстень?

— Но куда он мог ее утащить? Нет, он уже убил ее! Или тяжело ранил! Оставил бог знает в каком притоне и… Неужели я ничего не могу сделать?

— Можешь. Ты можешь ее искать. Я тебе помогу. Мы будем заглядывать в каждую щель, даже самую неприметную, и обязательно ее найдем.

Элой заставил Лусию подняться на ноги. Его обещания и уверенный тон вселили в нее надежду. Конечно, найти Клару будет нелегко, и даже если они найдут ее… Как знать, не слишком ли поздно? А ведь Лусии теперь нужно еще скрываться от полиции… Но Элой все равно решил ей помочь. Он хотел быть рядом. Прежде с ним такого не случалось: сколько он себя помнил, все его мысли были о том, как спасти собственную шкуру и где переночевать ближайшей ночью. Эта рыжая девчонка зажгла в нем огонь.

Пуэрта-дель-Соль представляла собой кипящий людской котел — на площади все яростно спорили и обвиняли духовенство в страшных преступлениях. Элой пробирался сквозь толпу, ведя за собой Лусию, и вдруг заметил человека, который разговаривал с кем-то, опершись о стену и придерживая ногами бурдюки с водой.

— Вот он — тот, который запустил в меня камнем. Сукин сын…

В глазах воришки появился недобрый блеск. Лусия испугалась.

— Что ты задумал?

Элой отпустил ее руку и быстрым шагом направился к водоносу. Лусия поспешила за ним, пытаясь его удержать, но он твердо решил отомстить. Когда живешь на улице, сносить унижения нельзя ни от кого.

— Увидимся через двадцать минут на площади Селенке.

Элой нырнул в толпу. Подхватив пригоршню земли с немощеной, как и весь город, площади, он подошел к своему обидчику:

— Ты говорил, что я отравляю воду? Смотри, теперь я ее на самом деле отравил! — с вызовом крикнул он и бросил землю в бурдюки.

Отлично зная уличные нравы, Элой понимал, что значит загубить работу водоноса. Нужно было уносить ноги, и побыстрее.

— Держите его! Держите!

Лусия видела начало погони, видела, как ее приятель, которому в беге не было равных, пустился наутек. Но вдруг бородач, который недавно шел во главе толпы и орал: «Вся зараза от воды!» — преградил Элою путь. Оба упали и покатились по земле. Элой не успел вскочить на ноги, преследователи набросились на него, как стервятники, отпихивая друг друга, чтобы нанести удар.

Лусия уже почти ничего не могла разглядеть. Вдруг, словно исполняя хорошо отрепетированный танец, водоносы схватили мальчишку за руки и за ноги. Элой кричал и вырывался. Лусия кинулась ему на помощь, отчаянно работая локтями, но тут бородач с жуткой торжественностью, словно в час жертвоприношения, вытащил нож. Его глаза сверкали от ярости. Вокруг раздавались смешки и выкрики подстрекателей, призывы завершить начатое. Мастеровой в грязной робе толкнул Лусию, и она упала в тот самый момент, когда почти добралась до Элоя. Падая, она успела увидеть его полные ужаса синие глаза. Никто не смог бы остановить расправу. Никто не желал вмешиваться.

— Он ни в чем не виноват! Отпустите его! — крикнула Лусия.

Описав дугу, нож бородача вонзился Элою в живот. Из раны хлынула кровь, на губах мальчишки показалась кровавая пена. Отливающая красным сталь снова взлетела в воздух, окропив кровью лица жаждавших расправы, потерявших человеческий облик людей, державших Элоя. Бородач вонзал нож снова, и снова, и снова… До тех пор, пока лицо Элоя не превратилось в кровавую маску боли. До тех пор, пока синие глаза не погасли навсегда.

Лусия подхватила бездыханное тело, опустилась с ним на колени. Далекий от раскаяния народ бесновался, потрясал кулаками, выкрикивал угрозы, вооружаясь палками и всем, что можно было найти на площади, но Лусия слышала только стук своего готового разорваться сердца.

Неуправляемая толпа устремилась куда-то. Некоторое время Лусия неподвижно сидела посреди площади, а потом вдруг поняла, что не может плакать. Может быть, слезы высохли навсегда, может, у нее просто не осталось чувств. Вот что делал с человеком Мадрид: превращал его в ледяную куклу.

Лусия осмотрелась. Обезумевшие люди решили, что знают, почему оказались в этом аду. Потому что монахи, используя детей, заражают воду, стремясь вернуть прихожан в церковь и способствовать победе карлистов. Болваны!.. Разглагольствуют о своей храбрости, о чувстве собственного достоинства — но где же все это? У них есть только слепая злоба. Тупость. Жестокость. Элой, растерзанный и брошенный на площади Пуэрта-дель-Соль, стал жертвой всеобщего безумия. Уже никогда единственный друг Лусии не раскроет ей тайны этого города. Никто и никогда больше не назовет ее колибри…

— Монашеский прихвостень! Я видел его с церковниками из Собора Святого Франциска! — завопил бородач.

Все еще стоя на коленях, Лусия заметила устремленные на нее взгляды. Они словно говорили ей, что воришка недостоин сочувствия. Они и ее будут считать соучастницей, если она останется с ним и попросит помощи, чтобы довезти труп до кладбища. Если поцелует на прощание безжизненные губы друга. Разъяренная толпа была способна на все, и Лусия понимала, что вот-вот попадет в беду. Отходя от мертвого Элоя, она испытывала острое желание броситься на убийцу, просто чтобы взбесить его, чтобы быть избитой — она заслуживала наказания. Но мысль о Кларе заставила ее остановиться.

Человек в сутане торопливо переходил площадь, направляясь в сторону улицы Ареналь. Для Лусии он стал спасением, потому что все взгляды устремились на него.

— Священники травят нас, заражают холерой, убивают детей и стариков…

Бородач понимал, что сейчас его слова действуют как спусковой крючок. Напуганный священник ускорил шаг, но несколько человек уже окружили его. Никто не обратил внимания на фиолетовый пояс архиепископа. На священника плевали, его толкали, обыскивали, уверенные, что найдут ядовитые порошки. Впрочем, в доказательствах эти люди не нуждались. Ни яда, ни песка, ни порошков в его карманах не обнаружилось, но на землю упал золотой перстень. Какая-то толстуха подняла его и подняла к небу:

— Прикидываются бедняками, а сами в золоте с головы до ног!

Лусия не верила своим глазам. Словно притянутая магнитом, она поспешила назад в толпу, протиснулась поближе к перстню, который завладевшая им женщина охотно показывала всем желающим. Это был золотой перстень-печатка с двумя скрещенными молотами. Тот самый, который Лусия украла? Но как он мог оказаться в руках этого священника, скорчившегося на земле под градом ударов? Или были и другие такие же перстни?

— Он украл его у народа, — продолжала громогласные обличения толстуха.

Она попыталась надеть перстень, но ее пальцы были такими жирными, что у нее ничего не вышло.

Раздосадованная этим, толстуха вытащила нож. Священник среагировал мгновенно: пнул ее в живот и, выхватив