Зверь - Кармен Мола
Мимо прошло человек сорок, выкрикивавших оскорбления в адрес духовенства и вырядившихся в церковное облачение, украденное из доминиканского монастыря Святого Фомы на улице Аточа. Вскоре стало известно, что толпа убила там семерых монахов. Еще семнадцать человек погибли в Имперской школе Сан-Исидро: пять пресвитеров, девять учителей и три монаха… Жутковато приплясывая, участники процессии приближались к месту самых страшных разрушений — к Собору Святого Франциска Великого.
29
____
Под монументальным куполом собора, рельефной лепниной, под алтарной сенью, витражами и позолотой церковных сводов подходила к концу страшная расправа. Мраморный пол ротонды был залит кровью. В боковом нефе пылали церковные скамьи. Под суровыми взглядами святых храм постепенно наполнялся смрадом гари и смерти. Несколько оставшихся в живых францисканцев уже смирились со своей участью. Монашек лет двадцати стоял на коленях у исповедальни, моля о милосердии. Он обращался к Всевышнему. Но вот кто-то ударил его кочергой по лицу и продолжал избивать распростертое тело с таким исступлением, словно не мог остановиться.
— Хватайте их, не верьте смиренному виду! Они нас убивают…
Глаза бородача горели злобой и ненавистью. Этот лысеющий человек в синей блузе, пропитанной кровью монахов, был совсем невзрачным. Если бы Лусия не видела собственными глазами, как толпа подчиняется его приказам, ей бы и в голову не пришло, что такой может стать главарем, увлечь за собой людей.
Но куда же все-таки подевался прелат с золотым перстнем?
Внимание девочки привлекли крики. Словно пчелиный рой, спешащий на помощь матке, погромщики устремились в боковой неф, который вел в часовню Кристо-де-лос-Долорес третьего ордена Святого Франциска. Вооруженный дубиной монах здесь в одиночку бился с целой толпой нищих. Это был крепкий человек с бритой головой, в рясе из грубого коричневого полотна, подпоясанной толстой веревкой; плащ, или наплечник, если на нем и был раньше, потерялся во время боя. Монах явно не собирался дешево продавать свою жизнь. Удары дубины обрушивались на любого, кто пытался переступить порог часовни, и впервые храм обагрила кровь не только монахов, но и налетчиков. Несколько братьев-францисканцев укрылись за спиной этого монаха, способного, судя по всему, без посторонней помощи сдерживать атаку десятков мужчин и женщин.
Среди монахов, уповавших на защиту смельчака, Лусия заметила и убежавшего с перстнем прелата — он притаился за спиной неутомимого бойца, без устали молотившего противников дубиной. Как же ей до него добраться? Впервые Лусия почувствовала себя частью ворвавшейся в церковь толпы. Ей хотелось, чтобы нападавшие смели монаха, со звериной яростью защищавшего прелата. Ей необходимо было пробиться к владельцу перстня.
Бородач с лихорадочно горящими глазами приблизился к входу в часовню. Он был вооружен ножом — тем самым, которым убил Элоя, — и расталкивал толпу, чтобы сразиться с монахом. Но францисканец, заметив блеснувшую сталь и не прекращая сдерживать атакующих дубиной, левой рукой, словно тисками, схватил бородача за шею. Его узловатые пальцы впились зачинщику погрома в горло, и тот начал бледнеть. Однако прежде, чем потерять сознание, он все-таки успел воткнуть нож монаху в живот. Проворачивая его в ране, он попытался заставить врага согнуться, но монах, вскрикнув от боли, резко швырнул убийцу на железную ограду, установленную вокруг образа Непорочного зачатия. Образ с грохотом рухнул на пол, а посиневший бородач захлебывался рвотой, пытаясь сделать вдох.
— Убирайтесь! Вон отсюда!
Монах вытащил из раны нож и теперь использовал его против тех, кто рвался в часовню. Все понимали, что долго ему не продержаться. Те, кто прятался за его спиной, поспешили убежать через часовню. Выпад — и монах отомстил за свою рану: череп его обидчика, так и не успевшего прийти в себя, раскололся надвое.
— Брат Браулио! Уходите!
Лусия смотрела, как прелат исчезает в глубине часовни. Фиолетовый пояс исчез в темноте. Она увидела его ледяные голубые глаза, капли пота, жемчужинами блестевшие в щетине на его щеках, услышала тяжелое дыхание загнанного зверя. Но снова упустила этого человека. Единственного, кто мог бы объяснить, почему великан так яростно охотился за украденным ею перстнем. Как ей теперь найти Клару?
Брат Браулио не собирался отступать. Он явно решил биться, пока в нем теплится жизнь. Он защищал уцелевшие сокровища, а может быть, и свою веру. В промокшем от крови одеянии он сбивал с ног тех, кто хотел уничтожить «Непорочное зачатие».
Попятившись, Лусия налетела на труп бородача с расколотой головой. В этот момент в собор ворвалась новая толпа людей, вооруженных лопатами, мотыгами и палками — всем, что только можно использовать как оружие; многие из них вырядились монахами. Беспорядкам и насилию не было видно конца.
Лусия убежала через боковой неф и спряталась на хорах.
Следуя за толпой, Диего пришел к Собору Святого Франциска Великого. По дороге он видел еще двух мальчишек, ставших жертвами разбушевавшихся горожан, и растерзанную женщину с пробитой головой, которая попыталась вступиться за них. Знакомая проститутка рассказала ему, что в городе много случаев нападения на мальчишек, крутившихся около городских фонтанов.
— С чего все взяли, что кто-то бросает в воду отраву? Что за дикость!
— Они сами это видели, и многие заболевают как раз после того, как попьют воды из фонтана.
Уже несколько недель в Мадриде умирало больше пятисот человек ежедневно. Люди готовы были поверить во что угодно — любого повода было достаточно, чтобы устроить кровопролитие.
Диего не смог войти в собор, пока правительственные войска не навели в нем порядок. Во многих других местах города стрельба еще продолжалась. Пол в соборе был завален трупами. Погибших оказалось более пятидесяти. Жертвами стали не только монахи, но и несколько хористов, чтецов и студентов, органист и ключник, монастырские кладовые были разграблены. Среди солдат был и королевский стражник, возивший больных в лазарет Вальверде. Он узнал Диего.
— Доктор, пожалуйста, помогите, у нас не хватает рук.
Диего не решился бы и дальше притворяться врачом, но стражник, не слушая сбивчивых возражений, схватил его за руку и потащил к группе тяжелораненых монахов, которым требовалась помощь. У брата Браулио живот был распорот, и рану было видно даже через облачение, но его случай был не самым тяжелым. На полу рядом с ним лежал монах с сильным кровотечением из бедренной артерии.
— Наконец-то врач! Этому человеку нужно срочно наложить жгут.
Диего посмотрел на истекавшего кровью монаха. Его отрешенный взгляд свидетельствовал о том, что он уже слишком далеко отсюда, чтобы его можно было вернуть к жизни. Репортер не знал, как подступиться к ране, из которой хлестала кровь, и его растерянность не ускользнула от глаз стражника.
— Он же истечет кровью!
— Я не знаю, что делать. Простите. Я не врач.
Гвардеец взглянул на него в недоумении:
— Я же видел, как вы обходили больных в лазарете Вальверде.
Брат Браулио вздохнул. Оторвав лоскут от своего подола, он принялся сам накладывать жгут соседу. От работы он отвлекся только для того, чтобы окинуть Диего сердитым взглядом:
— Проваливай! Не будь я сейчас занят, оторвал бы тебе башку. Убирайся!
Диего отошел. Повсюду здесь его окружали картины разрушения. Языки пламени все еще поднимались над зловещими кострами, вокруг лежали безжизненные тела, слышались стоны боли и отчаяния. Повсюду кровь и уничтоженные полотна и скульптуры. До чего может дойти этот город? Откуда в нем такая тяга наносить увечья самому себе? В какой момент его жители потеряли разум?
Пожалуй, пора уходить. Этой ночью лучше отсидеться дома, подождать, пока кошмар закончится. Диего побрел к выходу. Когда он проходил мимо сдвинутых в сторону сломанных скамей, ему вдруг показалось, что во внезапно наступившей тишине до него донеслось чье-то еле слышное дыхание.
