Посредник - Женя Гравис

Глава 13,

В которой появляются странные покойники

Девочка была такая трогательная и бледная, что у Мити невольно сжалось сердце.

Смерть сделала черты ее и так худенького лица еще острее. Навела голубоватые тени на веки, зачернила губы. Тонкие руки, сложенные на груди, держали букет ромашек. Белое платье вздымалось кружевной пеной.

Сколько ей было? Лет десять? Судя по худобе и вытянутому личику – одна из маленьких Хаудов. Остальные пятеро Хаудов-младших сгрудились вокруг гроба – сосредоточенные и хмурые.

Подъезжая к особнячку похоронного бюро «Тихий угол», Самарин здраво рассудил, что самое интересное в таких местах происходит не с парадного входа, где на витрине были выставлены аляповатые венки и каменные надгробья, а во дворе.

И не ошибся. Правда, не ожидал увидеть здесь столь мучительное зрелище.

Голубой гробик стоял на низких табуретках посреди большого двора. Возле забора деловито копошились куры. А пятеро разновозрастных детей Хаудов, собравшись вместе, прощались со своей сестрой.

Митя подошел и встал рядом, склонив голову и сложив пальцы пирамидкой.

– Что случилось? – шепотом спросил он у ближайшей девочки-подростка, такой же худенькой и бледной.

Та горько вздохнула:

– Случилось страшное. Матушка купила сливы…

– И сочла их, – со значением добавил упитанный мальчик слева.

– И сочла, – подтвердила девочка. – А Милка слив не ела никогда. Все ходила, нюхала. Да и съела одну. И подавилась косточкой. А матушка ведь предупреждала…

– Ах, она была так молода! – вдруг картинно воскликнула вторая девочка, чуть помладше. – Такая нелепая смерть! – и уткнулась лицом в плечо брата.

Тот похлопал ее по плечу, приговаривая: «Ну-ну, милая, крепись».

Выглядело это несколько театрально и наигранно, как будто дети копировали поведение взрослых на похоронах. Скорее всего, так и было. Если растешь при ритуальном доме, видишь этот скорбный обряд не единожды.

Горюют как умеют. Но почему одни? Где взрослые?

Самый маленький мальчик, едва достававший макушкой до кромки гроба, вдруг вытянул руку с зажатым в ней куриным перышком. Наверное, хотел положить сестре на память. Но старший брат с часами в руке, внимательно следивший за ходом стрелок, посмотрел на младшего укоризненно и покачал головой.

Малец бросил перо и оттопырил нижнюю губу.

– А где ваши родители? Почему вы тут одни? – тихо поинтересовался Митя.

– А им уже не интересно, – махнул рукой один из мальчишек. – У нас это постоянно. То один помрет, то другой…

– Как? Сколько? – обомлел Митя.

– Да так… По-разному. Милка-то вообще неудачная вышла. Жадность до добра не доводит. Ничего, мы другую заведем, да?

– Ага, – поддакнула девочка-подросток. – Я, пожалуй, ее желтую шляпку себе заберу. Ей она совсем не шла. Как на корове седло.

– Седло! На корове! А-ха-ха! – залился звонким смехом самый маленький Хауд.

Остальные посмотрели на него отнюдь не с осуждением, а с какой-то… надеждой, что ли.

Смех у мальчонки вправду был заразительный, и в иных обстоятельствах…

Бред какой-то.

Сцена все больше напоминала абсурдный спектакль. Так, надо срочно найти старших Хаудов и учинить допрос с пристрастием. Почему их отпрыски провожают сестру одни? И почему вообще в их семье такая высокая детская смертность?

Толстая муха, жужжа, опустилась на букет ромашек, переползла на руку усопшей. Дети напряглись, но не предприняли попытки ее согнать. Муха потерла лапки, взлетела и приземлилась девочке на щеку, переползла на нос…

Остальные подались чуть вперед с каким-то азартным предвкушением.

Диос всемогущий, да что здесь творится?

– А-а-а-пчхи! – Юная «покойница» звонко чихнула и села в гробу, рассыпав ромашки.

– Семь минут и тридцать три секунды, – резюмировал мальчик с часами. – Не рекорд.

А Митю чуть не хватил на месте инфаркт.

– Так нечестно! – возмутилась «мертвячка». – Муха не считается!

– Считается! Мы тебя не трогали, все по правилам.

– Ну и ладно. – Она все еще дулась. – Помоги вылезти.

Митя в некоторой прострации наблюдал, как девчонка вылезает из гроба, отряхивая платье.

– Это… что… сейчас… было? – в растерянности спросил он.

– Играем мы. Непонятно, что ли? – грубовато ответил один из мальчишек.

– В похороны?

– Ну да.

– А вы не пробовали что-нибудь… попроще? Прятки там, салки…

– Дядя. – Мальчик посмотрел на сыщика как на полного болвана. – Не нравится – не мешайте. Я следующий! – и полез в гроб.

«Сумасшедший дом», – вынес вердикт Митя, направляясь в сторону похоронного бюро.

Вслед ему неслось:

– И черничного варенья дайте мне! Тоже хочу синие губы, как у Милки!

* * *

Хауд-старший стоял в выставочной зале и рассматривал венки с тоскливой обреченностью. Венков было два: на взгляд Мити, одинаково уродливых и безвкусных. Один – с красной лентой и надписью серебром: «Спи спокойно, дорогой начальник». Другой – с лентой синей и золотым текстом: «От безмерно скорбящих сотрудников».

– Здравствуйте, Петр Алексеевич, – поприветствовал владельца похоронного дома Самарин.

Хауд, казалось, не обратил на это внимания.

– Синий или красный? Что же выбрать? – обернулся он к сыщику.

Скорбные складки на лбу придавали лицу Петра Алексеевича страдальческое выражение. Не иначе, выбор был мучительным и продолжался уже не один час.

Митя пожал плечами:

– На мой взгляд, оба… пристойны.

– К дубу лучше подходит синий. С другой стороны, красный часто символизирует власть. А покойный был важной шишкой. Значит, все-таки красный? Надо спросить у Клары.

– Она здесь?

– В кабинете. Разговаривает с клиенткой. А вы хотели с ней побеседовать?

– Не уверен, что хотел бы. Кажется, она была не очень рада тому, как Дарья Васильевна распорядилась кольцом.

– Холерический темперамент. – Хауд прищурился, поменял венки местами и снова принял задумчивую позу. – Клара не выносит внезапных перемен в привычном порядке вещей. Сначала чувствительно реагирует, а уже потом обдумывает.

– А вы как восприняли эту новость?

– Я был удивлен, – ответил Петр Алексеевич тоном, в котором не было ни капли удивления.

– Будете оспаривать?

– Бабушке, конечно, было виднее, но супруга настаивает. Дети… Знаете, это такая ответственность, такие расходы…

– Вы можете продать новый виноградник в Магараче и винную лавку.

Хауд посмотрел на сыщика взглядом побитого спаниеля.

– Каждому человеку надобно отдохновение от суеты. Особенно на склоне лет.

Петр Алексеевич горестно обвел глазами залу и задержался на одном из выставочных образцов – с пышным золотым декором, фигурными бронзовыми ручками и бордовой бархатной обивкой. Глубоко вздохнул.

«Модель “Последняя отрада”. Гвоздь сезона», – прочитал сыщик на табличке под гробом.

– Кстати, о детях, – заметил Митя. – Видел их во дворе. Они играют в погребение. Довольно странное занятие, на мой взгляд.

– Расти они при свадебном салоне, целыми днями изображали бы венчание, – меланхолично ответил Хауд. – Конечно, детей интересует тема смерти. Но, по крайней мере, они не испытывают перед ней ужаса.