Зверь - Кармен Мола

летать над далекими морями, совершать фантастические путешествия, иногда в компании Клары и Элоя, или капитана галеона, плывущего к Золотому континенту, где им предстояло стать правителями, милостивыми к бедным. Она могла теперь оказаться очень далеко от постели и потеющего клиента, сохраняя на лице гримасу удовольствия, которую следовало непременно демонстрировать мужчинам. Она уже знала, как заставить клиента побыстрее достичь кульминации, как правильно мыться, чтобы не подцепить заразу (хотя от холеры так просто не отмоешься, две девушки уже заразились и лежали в лазарете Вальверде), и что делать, чтобы избежать беременности, страшной беды, которая угрожала любой, избравшей тот же род занятий, что и она.

Она проводила последнего клиента, молодого и застенчивого человека, посетившего ее во второй раз, и тут появился колченогий Маурисио. Он принес тревожные вести:

— Около общественных бань в Эстрелье была драка: какие-то женщины схватили мальчишку и обвинили его в том, что он заражает воду. Говорят, он учится в иезуитской Имперской школе. Парень чудом от них сбежал.

Бани находились на улице Санта-Клара — недалеко от дома Хосефы. Обстановка в городе становилась все тревожнее. Лусии хотелось поскорее закончить работу и убежать на спичечную фабрику, чтобы приготовить им с Кларой вкусный ужин и отпраздновать примирение. Ей удалось отложить почти двести реалов. Заветная цель — накопить четыреста реалов и начать новую жизнь вдали от Мадрида, этого города-самоубийцы, — становилась все ближе. Сегодня у Лусии оставался только один клиент, и он уже ждал.

Иногда клиент не проходил через зал, чтобы посмотреть на свободных девушек. Если он был знаком с ними и имел определенные предпочтения, то мог подняться в комнату сразу, а девушку просил прислать к нему наверх. Лусия не знала, кто ждет ее в китайской комнате: Могильщик, Студент или Священник. Да она и не спрашивала.

Просто еще один голый господин с похотливым взглядом развалился на кровати в предвкушении удовольствия. Она была готова ко всему, но, когда открыла дверь, в комнате никого не было. «Ну что ж, наверное, это такая игра», — решила она. Она заглянула в уголок за шелковой занавеской. Никого. Щелчок задвижки сообщил, что клиент вошел. Она обернулась и в тот же миг пожалела, что при всем своем неудержимом воображении, которым так гордилась, не смогла предвидеть эту сцену.

Ни любовных игрищ, ни привычных фантазий, ни гротескной атрибутики. В комнате стоял великан с обгоревшим лицом.

— Думала, я тебя не найду?

23

____

На земле корчился мальчишка, а двое прохожих яростно пинали его. Диего услышал хруст ломающегося носа. Насколько он понял, мальчишка был карманником, попытался обокрасть одного из этих господ и теперь они, вернув свою собственность, учинили над ним самосуд. Горожане проходили через сквер Анхель, не обращая на происходящее никакого внимания. Даже Доносо, бывший полицейский, который, наверное, обязан был что-то предпринять, решил ничего не замечать. Диего уже готов был вмешаться, остановить расправу, но Доносо схватил его за рукав:

— Не обязательно все время лезть в чужие дела.

Когда через минуту два господина наконец оставили воришку и ушли, Диего наклонился и протянул руку, чтобы помочь тому подняться. Кровь текла по лицу мальчишки, которому было не больше пятнадцати, окрашивая алым оставшиеся зубы. Неловким движением он отклонил предложенную помощь, встал и молча побрел прочь, пошатываясь и держась за стену. На каменной мостовой осталось красно-бурое пятно, таких в Мадриде было полно. Никого уже не удивляли ни вспышки насилия, ни трупы посреди площади.

Диего попытался сосредоточиться. Позади высилось здание Театро-де-ла-Крус — старинный Двор комедии, где проходили почти все премьеры золотого века. Там находился кабинет Хуана Гримальди; туда и направились Диего Руис и Доносо Гуаль, чтобы расспросить о Гриси.

— Будь проклят день, когда я познакомился с этой особой и дал ей роль в своей постановке.

Сеньор Гримальди, знаменитый театральный режиссер, француз, когда-то приехал в Испанию, не имея ни малейшего намерения остаться здесь, но остался, посвятил себя местному театральному искусству и добился невероятного успеха. Благодаря ему, руководителю двух главных театров столицы — Театро-де-ла-Крус и Театро-дель-Принсипе, — Испания познакомилась с основными направлениями европейской драматургии. После того как Диего пообещал благосклонно осветить на страницах «Эко дель комерсио» ближайшие премьеры, Гримальди согласился ответить на вопросы о Гриси.

— Я познакомился с ней несколько лет назад. И знаете, что я вам скажу? Она была прекрасной актрисой и, если бы не свихнулась, имела все шансы стать одной из лучших, такой же, как Теодора Ламадрид… Когда она появилась здесь и сообщила, что вернулась в город, я нанял ее, хотел дать ей главную роль в своей постановке, в «Клотильде». Но вместо нее эту роль сыграет Матильда Диес — кстати, запомните это имя, я прочу ей славу величайшей испанской актрисы нашего века.

— Одним словом, вы перестали верить в талант Гриси.

— Я безусловно верю в ее талант, но только не в нее саму. Неблагодарная больная тварь! Эта женщина утратила рассудок и постоянно врет. Четыре часа назад она должна была явиться на репетицию, и вот, извольте: ни слуху ни духу. Как будто мне мало проблем — театр требуют закрыть из-за холеры… К тому же она любого с ума сведет зловещими россказнями о дочери, которую убили и обезглавили в Париже.

Доносо многозначительно сверлил Диего единственным глазом, как бы говоря: «Я тебя предупреждал». На долю секунды Диего засомневался, но все-таки решил не отступать:

— Вы знаете, где она живет?

— На постоялом дворе около Аточи, но не тратьте время понапрасну. Я за ней посылал, и единственное, что осталось там от Гриси, — это долг за несколько недель. Похоже, она давно там не ночевала.

— У вас есть предположения, куда она могла пойти?

— В любой опиумный притон. Ищите ее там.

Диего понял, что больше информации из Гримальди не выжать, даже если он что-то знает. Гриси стала причиной множества проблем, и режиссер больше не желал о ней думать. Когда они вышли на улицу, Доносо заявил:

— С Гриси покончено, с парижским Зверем тоже.

Диего не хотел сдаваться, но вынужден был признать, что фундамент, на котором он выстроил свою статью, рассыпался в прах. Теперь он думал о том, что отправленные в Париж и Лондон срочные депеши с просьбой предоставить информацию выставят его не в лучшем свете: адресаты ответят, что об ужасных смертях им ничего не известно. Актриса, предполагаемая мать предполагаемой жертвы, оказалась, если верить Гримальди, опиумной наркоманкой, утратившей связь с реальностью.

— Не знаю, зачем ей понадобилось врать. Она ведь сама пришла ко мне домой и, казалось, была в полном отчаянии.

— Брось, Диего, не осложняй себе жизнь. Ты считаешь себя не таким, как другие, но в конечном счете все мы клюем на одну приманку: женские глаза.

— А как ты объяснишь эмблему в горле у Берты? Не слишком ли странное совпадение, что ее упомянула и Гриси?

— Я готов признать, что речь идет не о звере, а о человеке… Эта девочка, Берта, исчезла через несколько дней после того, как спела в доме покойного теолога, Игнасио Гарсиа. В доме мы нашли пузырек, похоже с кровью. Этот человек наверняка и был убийцей, но холера освободила полицию от лишней работы.

— Но мы не можем утверждать, что это кровь Берты. Мы даже не можем утверждать, что эта кровь вообще человеческая.

— Все подробности дела удается выяснить далеко не каждый раз. Но в одном я уверен: история Зверя подошла к концу.

Они не успели отойти далеко, когда из театра вышла женщина, одетая как средневековая героиня. Очевидно, это была актриса, убежавшая с примерки костюмов либо воспользовавшаяся перерывом во время репетиции.

— Гриси не пришла вовсе не потому, что не хотела участвовать в спектакле. С ней что-то случилось.

— Что вы имеете в виду?

— С головой у Гриси не в порядке,