Зверь - Кармен Мола

обитательницы подвала заключают союзы, создают группировки, дружат и враждуют. Он следил за ними с любопытством и вожделением. Демон терзал его всю сознательную жизнь: чистая кожа, детские формы, зарождающаяся чувственность разжигали в нем огонь, с которым он не в силах был совладать. Однажды он напал на дочку каких-то путешественников, которой едва исполнилось двенадцать. Как только он выплеснул в нее свое семя, его обуяли отвращение и ярость. Он бил ее, пока она не умерла. Установить его причастность к смерти ребенка не удалось, и он поклялся, что больше никогда не поддастся демону. Он ушел в монастырь и искал помощи у Бога, но понял, что это бесполезно: сам Бог вложил в него это больное семя. Влечение не утихало, наоборот, оно жгло огнем, стоило ему увидеть любую малолетку. Посылало ему кошмары, после которых он просыпался в невменяемом состоянии — настоящее животное, жаждущее совокупления с ребенком. Нечестивый Бог заразил его этой болезнью! Служба в армии помогла унять желание мстить этому неуловимому существу. Каждый убитый враг был ударом шпаги, который он наносил в брюхо Всевышнего. Он так долго чувствовал себя подонком, что даже подумывал о самоубийстве, а всему виной был Бог. Это Его он должен ненавидеть, а не себя.

Марсиаль научился наступать на глотку своему внутреннему чудовищу. Ему казалось забавным прозвище, которое ему дали в окрестностях Мадрида. Зверем он себя и ощущал, когда возбуждение начинало причинять невыносимую боль. Тогда он спускался в восьмиугольное подземелье и с дикой яростью ублажал себя. Он плевал на Небесного Отца и бичевал свое тело, чтобы боль заглушила противоестественное желание. И всякий раз ему казалось, что это его победа над Богом.

Марсиаль закрыл дверь в подвал. Спуститься туда сейчас он не мог. В голове, как назойливая муха, жужжала мысль о воровке, укравшей перстень. Дважды он чуть не поймал ее, дважды она улизнула. Он мог бы запереть ее в пустующей клетке, хотя эта девка была слишком взрослой. Но нет, он найдет ее и не оставит ей выбора. Никакой отсрочки она не получит.

Население Мадрида насчитывало уже двести тысяч человек, но город по-прежнему теснился внутри городской стены, выстроенной два века назад по приказу Филиппа IV. Поговаривали, что стену снесут, как и прежние, что мешали городу разрастаться. А пока в Мадриде, в отличие от других европейских столиц, даже не было общественного транспорта. Горожане, за исключением богачей, которые разъезжали в собственных или наемных экипажах, передвигались пешком. Именно так, на своих двоих, добрался Марсиаль до ломбарда Исидоро Сантамарии, расположенного на улице Ареналь. Исидоро первым из знакомых скупщиков краденого откликнулся на его просьбу.

Несмотря на огромный рост и специфическую внешность, а может, именно благодаря им Марсиаль научился быть незаметным и подслушивать разговоры на рынках, площадях и в кафе… Сейчас все говорили только об одном: монахи-де заражают в Мадриде воду, хотят убить всех его обитателей. Некоторые даже знали, как именно церковники это делают: чтобы отвести от себя подозрения, используют приютских мальчишек. В городе полно беспризорников двенадцати-тринадцати лет, вот они якобы и заражают воду в колодцах, фонтанах и даже в бурдюках водоносов… Марсиаль не считал эти слухи совсем лишенными смысла; он сам жил среди монахов, и ему была хорошо известна низость тех, кто постоянно толкует о Боге. Ради помощи карлистам они пошли бы на такое не моргнув и глазом.

Когда Марсиаль появился в ломбарде, его не заставили ждать, как нищих и карманников, приходивших сбывать украшения и безделушки. Исидоро немедленно принял его в кабинете, где в столь поздний час, кроме него, никого не было.

— Я видел перстень со скрещенными молотами.

— Вы уверены?

— Такой же, как на рисунке, который вы показывали.

Таким мог быть только один перстень: тот, что рыжая девка стащила из дома падре Игнасио Гарсиа.

— Он у вас?

— Нет, но я знаю, где его найти.

— И где же?

— Послушайте, так дела не делаются. Вы обещали заплатить, так что давайте поговорим о деньгах.

Марсиалю хватило бы нескольких минут, чтобы узнать все, что нужно, и притом совершенно бесплатно, но заплатить было проще.

— Я приказал выследить девчонку, которая принесла перстень, — сказал Исидоро. — Она живет на заброшенной спичечной фабрике, недалеко от городской стены, ниже улицы Орталеза.

— Знаю это место.

— Но перстень не у нее. Его забрала одна дама, сеньора де Вильяфранка — она приходила, чтобы выкупить побрякушку какой-то арестантки.

— А краденый сюртук девчонка не пыталась продать? Коричневый…

— Нет, только перстень.

Что ж, Марсиаль знал: напасть на след золотого перстня, украденного обычной воровкой, будет легче, чем найти сюртук. Но его интересовало и то и другое. Придется, видимо, заглянуть на старую спичечную фабрику.

20

____

Некоторые врачи говорили, что холера передается через воду, но немало было и тех, кто утверждал: это кара божья. Достоверно было известно только одно: больные страдали ужасным поносом и жесточайшей рвотой, жар становился все сильнее. Заразившись, люди умирали уже через несколько дней. Выживало не больше трех заболевших из десяти. Никаких официально утвержденных мер лечения не было, и все сводилось к тому, чтобы позволить бедолаге умереть наименее мучительным образом. Были опробованы все виды припарок. Одни советовали пить растопленный снег, другие предлагали в качестве лекарства порошки из аристолохии, или змеиного корня, — растения, широко распространенного в Пиренеях, но в Мадриде дорогого и недоступного.

Были и доктора, которые утверждали, что холера — заболевание крови, поэтому ее и надо изгонять из тела, уменьшая количество яда внутри. Кровопускание, успевшее уйти в прошлое как пережиток Средневековья, во время эпидемии вновь обрело популярность. Вспомнили и о пиявках. Беда была в том, что эти твари давно перевелись. Цена за баночку пиявок взлетела до небес, и торговали ими уже не в аптеках, а на черном рынке, который образовался у ворот Аточа. Туда и отправился Педро с полученными от Лусии деньгами.

Луис — Луисин, как называл его отец, — болел уже несколько дней. Мария не хотела обращаться в больницу, потому что знала: там мальчик обязательно умрет. Это был их единственный ребенок, и врач, во время родов спасший жизнь Марии, сказал, что других детей у них не будет. У Луиса был шанс выжить, только если пиявки отсосут из тела яд.

Проведя несколько дней в тщетных поисках, Педро наконец раздобыл всего четыре пиявки, на большее просто не хватило денег. Пиявки были похожи на зеленовато-коричневых червей с красной полоской вдоль всего тела.

— Не знаю, хватит ли четырех, — с беспокойством заметила Мария.

— Луисин еще маленький, должно хватить. Говорят, что от крови пиявки раздуваются раз в десять.

Педро был настроен более оптимистично, чем жена, к тому же ей тяжело было видеть, как к тельцу трехлетнего малыша присасываются страшные черви. Луисин был настолько слаб, что даже не сопротивлялся. Те, кто пережил эту процедуру, говорили, что пиявки кусают несколько раз, прежде чем найдут подходящее место, чтобы присосаться. Затем они начинают пухнуть, увеличиваться в размере, и пациенту становится легче… Вот только Луисину легче не становилось, наоборот: он таял как свечка.

— Ничего, сразу-то улучшения не бывает, — успокаивал жену Педро, хотя и сам уже почти потерял надежду.

Сидевшая неподалеку от них Клара перехватила печальный взгляд сестры и догадалась, о чем та думает: мальчик не переживет эту ночь, хоть с пиявками, хоть без них. Лусия старалась никогда не падать духом, развлекать младшую сестренку выдумками, нашептывала ей сказки и легенды перед сном или когда замечала, что той грустно. Но сейчас у Лусии не осталось ни сил, ни желания прятаться от реальности в мире фантазий. Она изменилась, и Клара хотела знать почему. Она