Зверь - Кармен Мола
— Предупреждаю в последний раз: или плати́те, или освобождайте помещение. Здесь вам не богадельня!
Диего уже и не помнил, сколько раз за годы, что он жил в этой квартире, хозяйка делала ему последнее предупреждение. Сейчас он задолжал за три месяца, но два года назад срок доходил и до пяти. Тогда он готов был вернуться в родную Саламанку, отказаться от мечты стать журналистом и работать на семейном ткацком предприятии, которым руководил его брат Родриго.
Жилище Диего было скромным, но удобным, и искать другое он не хотел. Доходный дом стоял на улице Фукарес, рядом с пустырем Костанилья-де-лос-Десампарадос, где время от времени возникал небольшой стихийный рынок. При первом посещении квартиры Диего узнал, что буквально в нескольких метрах отсюда было напечатано первое издание «Дон Кихота», и счел это счастливым предзнаменованием: отблеск успеха великой книги коснется и его статей. Войти в дом можно было через широкие, но не слишком высокие ворота. За долгие годы верхняя перекладина искривилась из-за непогоды и термитов. Длинный проход вел во двор, окруженный деревянными галереями, куда выходили пронумерованные двери. Комната Диего была обставлена скудно: сундук, обитый потертой и растрескавшейся кожей, стол с чернильницей, пером, пресс-папье и писчей бумагой, таз для умывания и миска для бритья, старое настольное зеркало, покрытое пятнами, и кое-какие туалетные принадлежности: бритвенный прибор, расческа, лосьоны… Единственным украшением была ветка с сухими листьями, стоявшая в подставке для зонтов.
Диего упал на кровать, не раздеваясь, — он слишком устал. Сонливость навалилась свинцовым грузом, но вскоре рассеялась от настойчивого стука в дверь. Это не могла быть донья Басилия, ведь с ней Диего только что говорил, и он озадаченно подошел к двери. На пороге стояла женщина лет сорока, еще красивая, несмотря на поблекшую кожу. Ее большие темные глаза, окруженные глубокими тенями, как у человека, немало страдавшего на своем веку, жадно всматривались в Диего.
— Вы Диего Руис? Дерзкий Кот? Вы ведь так подписываете свои статьи, верно?
— Кто вы?
— Простите, что явилась к вам домой. Я насчет вашей статьи. Можно мне войти?
Не дожидаясь разрешения, незнакомка шагнула внутрь, положила на стол вырезку из старого номера «Эко дель комерсио» и разгладила ее рукой. Это была последняя опубликованная статья о Звере, в которой Диего еще говорил о нем как о мифическом чудовище.
— Вообще-то, я собирался поспать. Не могли бы вы зайти позже?
— Зверь убил мою дочь.
От посетительницы пахло спиртным, ее взгляд немного блуждал, но слова прозвучали так твердо, что Диего решительно закрыл входную дверь. Гостья опустилась на кровать и тяжело вздохнула, прежде чем заговорить.
Ее зовут Гриси. Она актриса и участвует в предстоящей премьере Театро-де-ла-Крус. Ее имя ни о чем не говорило Диего, но он знал, что актеры, игравшие в этом театре, равно как и в Театро-дель-Принсипе, известны по всей Испании.
— Зверь не впервые убивает девочек. Он убил мою дочь, но это было не в Мадриде, а в Париже.
— Думаю, вам лучше рассказать все с самого начала…
Теперь женщина говорила невнятно. Может быть, из-за смерти дочери она лишилась рассудка? Однако Диего начал постепенно улавливать смысл в ее словах: год назад Гриси отправилась во Францию, чтобы изображать испанку на парижской сцене. В поездке ее сопровождала двенадцатилетняя дочь.
— Мы должны были провести там два месяца. Я подумала, лучше взять девочку с собой, а не оставлять снова с бабушкой и дедом, с которыми она прожила всю жизнь. Все-таки я ее мать…
Дела шли хорошо, Гриси становилась знаменитой в парижском театральном мире. Она даже привлекла внимание влиятельных людей, и ей обещали главную роль в нашумевшей постановке. Но однажды вечером, когда после спектакля она вернулась в их съемную каморку, Леоноры там не оказалось.
— Жандармы не хотели меня слушать. Я была для них безалаберной испанкой, заявлявшей об исчезновении дочери, а они даже в ее существование не верили. Целый месяц я прожила в ужасной неизвестности. А потом нашли ее растерзанный труп…
— С момента исчезновения Леоноры до того, как ее нашли, прошел месяц?
— Пять недель. Я смогла опознать ее только по родинке на бедре. Ей оторвали голову. Да, и голову нашли еще через неделю, на берегу Сены. В горло изнутри был воткнут золотой значок.
— Какой? Вы его видели?
Диего начал взволнованно мерить шагами комнату. Если бы у него была выпивка, он налил бы рюмку себе, а другую — гостье, которая нуждалась в этом так же, как и он, а может, и больше. Он пожалел, что у него нет найденного доктором Альбаном значка, однако ему удалось нарисовать скрещенные молоты, и он протянул листок женщине:
— Такой?
Актриса кивнула и уронила голову на грудь.
— Не могли бы вы пойти со мной в редакцию газеты и повторить свой рассказ издателю?
Гриси сковал страх. Она встала и, шатаясь, подошла к окну.
— Я хочу, чтобы Зверя поймали, но… Но я не думаю, что… Если никто не пожелал слушать меня в Париже, с какой стати это сделают в Мадриде?
— Мы добьемся, чтобы статью напечатали на первых полосах всех газет. Власти не смогут больше врать, утверждая, что речь идет о животном, которое бродит где-то за городской стеной. Это человек, и он не только погубил четырех девочек в Мадриде, но убивал и в Париже, и кто знает, где еще. Мы будем давить на чиновников, пока его не поймают!
Голова Диего кружилась от возбуждения. У Аугусто Морентина больше не останется отговорок, чтобы не печатать этот материал. Скрывать подобное недопустимо!
19
____
Марсиалю нравилось разглядывать девочек, когда они об этом не знали, изучать их поведение, когда они думали, что остались одни. Нравилось подслушивать их беседы, наблюдать за вспышками гнева. Он не вмешивался, даже когда они обсуждали абсурдные планы побега, потому что сбежать отсюда было невозможно. А наверху он с удовольствием и усердием присматривал за садом. Его любимой клумбой была та, где росли георгины, теперь они как раз зацвели и покрылись желто-шафранными помпонами. Георгинам требовалась вода, как и девчонкам в подземелье, но георгины были гораздо более чистыми. Их тонкий сладковатый запах не имел ничего общего с вонью, окружавшей клетки. Тела девочек, совершенные, как у лесных нимф, не могли скрыть их внутренней гнили, отравлявшей воздух подземелья.
Спал Марсиаль урывками в каморке возле лестницы, спиралью уходившей вниз. Дверцу в подвал он оставлял открытой и слышал разговоры пленниц. Сейчас они были взбудоражены, как и всегда, когда он приводил новенькую.
Ее звали Хуана, она была дочкой проститутки Дельфины. С девчонки мигом сползла развязность, которую она выказала, когда он к ней подошел: «Как там погодка у вас наверху?» — спросила она нахально, явно намекая на его высокий рост. Паника быстро заставила ее заткнуться. Она даже не отвечала на вопросы других девочек, как будто боялась, что, заговорив, навсегда потеряет надежду пробудиться от кошмарного сна. Фатима, та, что сидела тут дольше всех, заверила ее, что это не сон. Она не проснется завтра дома, рядом с матушкой. Другие девочки пытались подбодрить новенькую фантастическими выдумками: их увезут в гарем, чтобы выдать замуж за шейха, за короля, за нищего, который окажется принцем… Фатима велела им замолчать: незачем давать новенькой ложную надежду. Их единственная реальность — эти клетки, и никто не знает, что происходит с девочками, которых уводит Зверь.
— Гвардейцы ищут Зверя? — нетерпеливо спрашивали остальные, желая узнать новости. — Что там вообще происходит?
— На воле все говорят только о холере, — наконец проговорила Хуана.
— Значит, Зверя никто не ищет?
Фатима не могла скрыть разочарования. Неужели никому нет до них дела? Хуану продолжали расспрашивать, но девочка снова надолго замолчала.
Марсиаль видел, как
