Зверь - Кармен Мола
С распущенными волосами, без эффектного платья, Ана показалась ему еще прекрасней, чем в лазарете. Она предлагала себя настолько откровенно, что Диего немного смутился. У него мелькнула мысль: как, наверное, тоскливо этой женщине жить взаперти, в особняке на улице Орталеза, в оковах условностей мадридского этикета. Женщине, настолько отличавшейся от всех его знакомых, — свободолюбивой, раскованной и непреклонной как в своих убеждениях, так и в слабостях.
Диего робко подошел и сел на край кровати. Он пытался подобрать слова, способные описать красоту тела Аны, но она указательным пальцем запечатала ему губы, прошептала «тсс» и поцелуем погасила всякий интерес к разговорам. Влажность ее рта передалась его губам, и он ощутил, что становится невесомым, а земля уходит из-под ног. И вот он, уже обнаженный, погружается в тело Аны в такт своему тяжелому, возбужденному дыханию и смотрит ей в глаза, которые кажутся удивленными, даже испуганными, словно она не ожидала такой близости, маски сброшены, и нет места притворству. Пальцы Аны впились в его спину в тот миг, когда он склонился к ее губам, вобрав в себя ее бурное дыхание, и ее жар передался ему.
Диего разбудило пение экзотических птиц. Еще не совсем проснувшись, он приоткрыл глаза. Он лежал на шелковом белье в непривычно мягкой постели. У окна сидела Ана в тонком пеньюаре и пристально его разглядывала. Яркое утреннее солнце било в окно, освещало ее со спины, и ее лицо казалось темным.
— Ты давно проснулась?
— Я почти не спала.
По тону ее немного хриплого голоса можно было предположить, что она на него злится: наверное, разумней было бы покинуть особняк ночью, а не теперь, в рассветный час, когда какой-нибудь сосед мог увидеть его и распустить слухи о безнравственном поведении Аны.
— Меня беспокоит не это, — ответила она, когда он начал извиняться.
— В таком случае почему ты не спала?
Лицо Аны оставалось в тени. Диего хотел увидеть ее глаза, понять, что ее тревожит, но, едва он встал, чтобы подойти к ней, как она вскочила и, повернувшись к нему спиной, направилась к туалетному столику. Там она принялась переставлять флаконы, словно ее вдруг охватила неудержимая потребность навести порядок.
— Если я сказал или сделал что-то не то, прошу меня простить, — тихо произнес Диего и начал одеваться.
Меньше всего на свете он хотел, чтобы их отношения закончилась, не успев начаться.
— Бланка покажет, где выход для прислуги: как ты сам заметил, пересудов лучше избегать.
Диего понимал, что это прощальные слова. Что ж, у него еще будет возможность исправить ошибку: письмо с излиянием чувств, цветы, пауза в несколько дней, чтобы она перестала бояться реакции мужа. Их связь нужно было беречь, как очень хрупкую драгоценность, способную разбиться на мелкие осколки из-за спешки или неверного шага.
— Ничего, подобного этой ночи, в моей жизни не было, — решился произнести Диего, прежде чем выйти из спальни, но его слова утонули в молчании Аны.
Коридор первого этажа был наполнен пением птиц, усиленным гулким лестничным эхом. Внизу Диего заметил горничную — Бланка ждала его: выходя из дома в такой час, он должен был соблюдать осторожность. Он уже поставил ногу на первую ступеньку, когда за его спиной открылась дверь спальни. Ана подошла к нему босиком, и он снова почувствовал ее дыхание, которое ночью чуть не свело его с ума. Ана подняла голову, и он увидел ее глаза — влажные, словно она плакала, но на губах играла знакомая улыбка.
— Прости, — произнесла Ана. — Наверное, я не ожидала ничего подобного. Я привыкла быть свободной… И то, что я почувствовала вчера, меня напугало.
Она встала на цыпочки, чтобы поцеловать его. Диего обнял ее и прошептал на ухо:
— Иногда жизнь преподносит неожиданные подарки. Мне тоже страшно, но ты сама назвала меня храбрым. И была права: возможно, я не из тех, кто первым бросается в атаку, но меня не пугает будущее. Я даже думать о нем не хочу. Сейчас для меня важно только одно: снова тебя увидеть.
— Возможно, мы совершили большую ошибку…
— Я мастер совершать ошибки, Ана. Но ни одну из них я так не жаждал повторить.
Диего нежно обхватил ладонью затылок Аны и, перебирая пальцами ее волосы, притянул к себе для поцелуя. Закрыв глаза, он постарался запомнить вкус ее губ, чтобы питаться им, как эликсиром, пока не увидит ее снова.
17
____
Хосефа Львица была родом из Кордовы, но с пятнадцати лет жила в Мадриде. Она бежала от нищеты и от отца, который насиловал ее каждый раз, когда приходил домой пьяный. После того как умерла его жена и Хосефа стала его единственным развлечением, это случалось несколько раз в неделю. Она жила так, сколько себя помнила, но однажды решила, что с нее хватит. Ночью она забралась в телегу, на которой в столицу возили оливковое масло, предварительно расплатившись с возницей своим телом. В родные места она больше не вернулась, даже после того, как разбогатела. Первое время ей везло гораздо меньше, чем Лусии: прежде чем попасть в дорогой публичный дом, Хосефа работала на улице за жалкие гроши, рискуя, что ее изувечат. Да и продать девственность, украденную отцом, она уже не могла. Сто реалов, которые заплатила девчонке Хосефа, сама она скопила, ублажив не менее полусотни клиентов.
Счастье улыбнулось ей, когда она познакомилась с Сабриной, владелицей публичного дома на улице Клавель, которая носила прозвище Львица, впоследствии перешедшее к Хосефе. Сабрина подобрала ее на улице, дала ей возможность работать в таинственной полутьме среди вышитых подушек и восточных благовоний. Сабрина умерла десять лет назад, оставив свое состояние Хосефе. С тех пор Хосефа больше не работала, но сохраняла одного клиента, судью, который уже пятнадцать лет посещал ее каждую неделю. Его звали Хулио Гамонеда. Обычно он приходил даже не ради утех. Они просто завтракали вместе горячим шоколадом и гренками (он всегда появлялся по утрам, когда, по мнению жены, должен был заседать в суде), разговаривали и смеялись. Судья в очередной раз признавался ей в любви.
— Если бы ты любил меня, давно ушел бы от жены.
— Не говори так. Ты же знаешь, ей принадлежит все, что у меня есть. Если я ее брошу, она выставит меня на улицу. Ты готова меня содержать?
— Не понимаю, почему я все еще с тобой путаюсь. Лучше бы заработала денег, став любовницей какого-нибудь виноторговца.
— Но тогда ты не испытала бы и половины удовольствия, которое я тебе доставляю.
За их игривой пикировкой скрывалась настоящая привязанность, гораздо более прочная, чем у многих законных супругов. Однако сейчас мысли Львицы были заняты не любовником, а новой девочкой, Лусией.
Хозяйка поручила Дельфине вызывать Лусию не слишком часто, к двум-трем проверенным клиентам в день — к тем, кому в доме доверяли. Конечно, так она заработает меньше, но Львица не хотела, чтобы рыжая сбежала, не успев толком начать. Пусть лучше потихоньку привыкает к этой жизни и к хорошим деньгам, с которыми будет трудно расстаться. Хосефа уверяла себя, что ее решение основано не на личной симпатии, а объясняется исключительно коммерческим интересом. Лусия была красива, рыжие всегда пользовались спросом, и от нее веяло чем-то таким, что встречалось здесь редко, — то ли злостью, то ли гордостью. Хоть она и выросла в самом захолустном квартале, в ее осанке и взгляде было что-то царственное. В глубине души Львица чувствовала странную связь с Лусией. Девочка напоминала ей себя в юности, когда она еще верила, что, сколько бы мужчины ни втаптывали ее в грязь, она все равно воспрянет как птица феникс и станет
