Ольховатская история - Владимир Георгиевич Кудинов
Вообще же, в нашем деле аккуратность в ведении дел играет большую роль, и работы Михаила Прокофьевича были образцовыми. Свое детище не подавай на лопате, как заметил один из мастеров Палеха…
Тимофей Морковка, колхозный экономист, собственные показания записал сам каллиграфическим, достойным писаря генерал-фельдмаршала графа Паскевича, почерком:
«Я хотел покататься на «козлике» с Тамарой, но повез Марину Ермолик. Я сам живу в шофера на квартире и взял машину».
Из первых показаний братьев Филипповых… так, эти ничего не помнят. Конечно, легче всего валить грехи на зеленого змия, это он все, проклятый, а мы в целом — паиньки…
Из показаний Колоколова, председателя исполкома сельсовета: скандал в магазине был, за мною прибежали, чтоб помог утихомирить мальчишек-дебоширов — я ведь рядом живу…
Из показаний матери Филипповых: я сама малограмотная, дети росли без отца. Сын Саша приходил домой всего три раза пьяный, а Павлик еще меньше, может, два раза. Что случилось с Павликом, которого выбросили из магазина, я не знаю… В одиннадцать часов сыновья слушали радио про спорт («Спортивный выпуск» «Маяка», стало быть), никогда не пропускали, потом собрались идти к сторожу за вином. Я смолчала, а бабушка начала ворчать…
Она сидит предо мною, Марина Аркадьевна Ермолик, молодящаяся особа моих лет, роскошная шатенка, капризные пухлые губы, в глазах плохо скрытое волнение и тревожная выжидательность. Ермолик в белых кримпленовых брюках, синей курточке на двух металлических застежках, на груди отороченный белой тканью карман с вышитым пунктирным якорем, большой отложной воротник тоже оторочен, на правой руке обручальное кольцо, на левой — перстень с рубином, часы на батарейках минского производства. Невольно вспоминаю то ли быль, то ли анекдот, как одна старшая сестра знакомила с младшей: «Мы с нею близнецы», — а спустя несколько лет представляла уже как свою старшую…
И еще: не «голова у меня болит» — «у меня мигрень»…
— Марина Аркадьевна, — начал я, — можете ли вы что-нибудь добавить к тем показаниям, которые давали следователю Вариводе?
— Но я не знаю, что в первую очередь интересует следствие. Все произошло так глупо, дико…
— Следствию еще в самом начале было необходимо, чтобы вы рассказали начистоту, как прошел тот злополучный день — 30 июня. Но мы перевели немало пленки, бумаги и чернил на вашу неправду, хотя вы были предупреждены и предупреждаетесь вновь об уголовной ответственности за дачу ложных показаний.
— Да, я знаю, — поспешно согласилась Марина Аркадьевна.
— И «больше не буду»?
— Да, не буду. Но неужели вы подозреваете кого-нибудь из нас?
— Мы не вправе не подозревать, — вздохнул я в ответ на этот женский вопрос. — Здоровое подозрение есть хорошая основа для успешной работы, как говорил один мой знакомый. Здесь почти ни у кого нет алиби… С вашего позволения, я включу магнитофон, это ускорит работу.
— Включайте, — покорно согласилась Марина Аркадьевна. — Вы уже знаете о Филипповых. Я не хотела, чтоб преступников искали в Лукашевке. Это может перессорить всех. Вы уедете, а нам здесь работать. Случай с Филипповыми… — Она замялась, подыскивая слова. — Этот случай можно считать обычным, что ли. Ну, не дал Денис Андреевич мальчикам вина, обозвал сопляками, выставил за дверь — они наговорили гадостей и ему, и мне, окно вот разбили. Бывает…
— Эти мальчики угрожали Чигирю, — вставил я, хотя понимал, что эта пара юнцов скорее всего отпадет, если только они не действовали чужими руками: наутро следствию были предъявлены и сотрудниками магазина опознаны две бутылки из-под «Вермута», которые Филипповы получили в долг от сторожа уже в двенадцатом часу ночи, — вино было из той партии, что хранилась в сторожке. («Аскафен», — сказали мальчишки.)
— Угрожали Чигирю… — Марина Аркадьевна пожала плечами: дескать, если принимать такие угрозы близко к сердцу, как же тогда жить?..
— Марина Аркадьевна, в течение нескольких дней вы упорно продолжали отрицать факт выпивки в магазине в тот вечер. Подговорили Киселеву и Морковку, они тоже сперва давали ложные показания, пока наконец благоразумие не взяло верх и эти двое не сознались. Но вы стояли на своем даже на очной ставке с Киселевой и Морковкой…
Марина Аркадьевна провела кончиком языка по губам.
— Да, конечно, вот с этой выпивкой, — торопливо сказала она. — Вы знаете что — я боялась и просила не говорить, что мы немножко выпили с Денисом Андреевичем. Я, наверно, запутала вас, я боялась и вообще… Вы знаете что — мне уже дали строгача, но ведь могут и передумать и вообще… с работы снять…
— Успокойтесь, пожалуйста, — обронил я: лицо Марины Аркадьевны пошло пятнами, речь стала сбивчивой.
— Господи, — продолжала она, — и когда это только кончится! Я и думать не думала, что вы способны докопаться…
Способны докопаться!.. В двадцать один сорок пять они закрыли магазин, но не успели за полчаса к автобусу, конечная остановка которого здесь же, на площади, и уехали, во всяком случае Чигирь и Тамара, в начале двенадцатого. Сотрудники сельпо, самого же магазина, жена покойного и соседи в один голос утверждают, что Денис Андреевич хмельное брал в рот крайне редко, а уж тем более в рабочее время. Варивода установил, что он не заходил в железнодорожный ресторан, но вот в его крови экспертиза обнаружила 1,2 промилле этилового алкоголя, то есть человек скончался в состоянии легкого опьянения. Так откуда же оно, спрашивается?
Заполняя в протоколе допроса Морковки его анкетные данные, Михаил Прокофьевич сразу же обратил внимание на то обстоятельство, что день гибели Чигиря и день рождения свидетеля совпадают. Морковка не стал отрицать, что отмечал свое двадцатипятилетие с дружками в чайной до ее закрытия, а затем, около девяти вечера, пришел в магазин — искал культурного и веселого, желательно женского общества. Но о выпивке в сторожке вначале не проронил ни слова. Это позже он показал:
«Я спрашивал Марину Ермолик, допрашивали ли ее по делу убийства, и сказал, что меня допрашивали. Я ей сказал, что я не сказал, что мы пировали в магазине. Она сказала, что ты правильно сказал. Я сказал, что за выпивку рассчитаюсь позже».
Хорошо, конечно, что ты нам об этом сказал, хотя все равно бы сказал, никуда бы не делся. Да беда в том, Тимофей Морковка, что ты до сих пор не все нам сказал, вот ведь в чем дело. Заметался вдруг, осознав, почувствовав, какие тучи сгустились над твоей головой, сделал уступочку следствию…
— Что еще, Марина Аркадьевна, вы решили вместе с Киселевой и Морковкой утаивать от следствия?
— Вы же все знаете…
— Нет, не все.
— Я передала Денису Андреевичу деньги в присутствии Тамары. А потом поминутно вспоминала
