Две жизни старшего прапорщика Захарченко - Михаил Востриков

Две жизни старшего прапорщика Захарченко

Глава 1

… и даже будущие Герои Советского Союза боялись,

что после той операции они будут ликвидированы.

Управление «Л»

Москва. Хорошо отреставрированная отдельностоящая городская усадьба XVIII века в тихом переулке у Покровских ворот.

Большой барский дом в стиле позднего барокко стоял в глубине небольшого, но довольно густого парка — ели, берёзы, кусты… и с улицы его было едва видно. Но сегодняшних обитателей усадьбы это видимо вполне устраивало. Красивая кованая решётка, отделявшая усадьбу от улицы, будка КПП и бесшумно открывающиеся ворота для въезда/выезда автомобилей.

Никакой таблички не наблюдалось, но это и было Управление «Л» Администрации Президента России. Да, да, всё верно, «Л» — это «ликвидации», а сотрудники этого Управления — госликвидаторы. У них самая обычная общевойсковая форма с «Гербом России» на петличных знаках и пуговицах, но формально никакого отношения к российским спецслужбам они не имели. Однако «День чекиста» в декабре они отмечали как свой профессиональный праздник и для этого у них были самые веские основания, но это государственная тайна.

Михалыч

— Видишь ли, Вася-«Василиск», — по свойски обратился к своему воспитаннику, а теперь уже и подчинённому, новоиспечённому лейтенанту Василию Кимовичу Волошину, начальник Управления «Л» генерал-лейтенант Анатолий Александрович Титов, — Государство всегда уничтожало изменников и предателей. Это нормально и где-то даже правильно. На войне как на войне! Но вот когда государство само предавало и уничтожало своих…

Рабочий кабинет генерала, где они сейчас пили чай, сидя в удобных кожаных креслах в углу у окна, быстрее напоминал библиотеку. Он весь был в книжных шкафах и полках.

— А такое бывало? — недоумённо спросил лейтенант Волошин.

— А ты поговори с Михалычем! — уклонился от прямого ответа генерал, — Он тебе про это расскажет. Старший прапорщик Борис Михайлович Захарченко, комендант нашего Кадетского интерната. Не забыл его?

Ну и вопрос! Не забыл ли Вася Волошин свой Кадетский интернат при Управлении «Л», ставший для него родным домом после гибели его семьи? С виду обычный военный объект, коих полно вокруг Москвы. Панельная трёхэтажка в лесу на внешней стороне МКАД, только что с четырёхметровым забором с колючей проволокой под электричеством поверх и КПП, на котором постоянно дежурили два прапорщика в военной форме и с пистолетами Макарова.

У каждого кадета, подростка в возрасте двенадцати-шестнадцати лет, на третьем, жилом этаже, там была своя отдельная комната на два окна с индивидуальным душем и удобствами. Кормили их всех разным, кому что нравилось, на заказ. Как в хорошем санатории. И если бы не ежедневные интенсивные занятия с инструкторами в подвальной спецзоне, всё так и было бы, как в настоящем санатории. Очень дороги были эти пятнадцать-двадцать детей государству в прямом и переносном смысле и на их содержании оно не экономило.

А внутри этого объекта всегда был и видимо постоянно там жил его строгий хозяин, общий папа и мама всех здешних детей — Михалыч. Уже не молодой, высокий, стройный, седоватый мужчина, всегда в тщательно выглаженной военной форме и в начищенных до зеркального сияния хромовых сапогах. И это было несколько странно… Все остальные сотрудники Управления «Л» на службу ходили по гражданке, надевая форму исключительно по случаям награждения их орденами и медалями, присвоения очередных и внеочередных воинских званий, объявления им личных (секретных!) благодарностей Президента и тому подобным.

И тем не менее… при всей своей внешней строгости, для всех кадетов, будущих и уже настоящих госликвидаторов, Михалыч навсегда оставался в памяти «волшебником в голубом вертолёте».

Надо было чего, джинсы новые или крутую игровую приставку, обращались к Михалычу! Он внимательно выслушивал, чиркал карандашиком в своём блокноте и через некоторое время приносил испрашиваемое прямо в комнату:

— Нате, товарищ кадет, пользуйтесь!

Красота!

— Он же ко мне на Присягу в часть приезжал, когда призвали на срочную, — с теплотой в голосе сказал Вася генералу, — Вкусняшек привёз, праздник же был, ко всем родные приехали! Да я про Михалыча чуть ли не каждый день вспоминал после интерната, особенно когда надо было чего-то искать и покупать, — улыбнулся лейтенант, — Да и не только я!

Как-то, кадет Вася Волошин зашёл в комнату коменданта. И была она вся в поздравительных открытках и телеграммах, как в снежинках. Слали Михалычу приветы со всего света его воспитанники — российские госликвидаторы.

Так-то, судя по наградам на парадном кителе, мужик он был боевой, геройский, но крайние пятнадцать лет он в Кадетском интернате со здешними необычными ребятишками возился, точно. Были у него свои дети, не было?

И лейтенанту Волошину стало стыдно… С глаз долой, из сердца вон⁈

— В эти же выходные заеду к Михалычу в наш Кадетский интернат, навещу его! Даже когда у него День Рождения не знаю… стыдоба.

— Да, навести его, поговори с ним, — закончил беседу генерал, — Он будет рад. Заодно нового мальчика-вервольфа посмотри, его только недавно привезли.

Нападение

27 декабря 1979 года. Дворец «Тадж Бек», район «Дар-Уль-Аман» города Кабула, Афганистан.

Когда Амин узнал о нападении каких-то военных на его дворец, он приказал своему адъютанту сообщить об этом советским братьям — военным советникам, сказав:

— Советские братья помогут!

И когда адъютант доложил ему, что на дворец напали именно советские братья, Амин в ярости швырнул в него пепельницу и закричал:

— Врёшь, шайтан, не может такого быть!

Он ещё не знал, что «мусульманский батальон» из солдат-единоверцев, призванных на срочную службу из республик Средней Азии, который он сам же и попросил советское командование поставить на охрану внешнего периметра его дворца, уже обратил оружие вспять.

Амин

Да, советские братья предали его! Его, председателя Революционного совета Афганистана Хафизуллу Амина. Того, кто жёстко, но эффективно подавил вооружённые выступления исламской оппозиции, мятежи в армии, закончил внутрипартийную борьбу и в сентябре 1979 года отдал приказ на арест очевидного виновника всего этого — лидера НДПА Нура Тараки с дальнейшим его уничтожением. Нашлись для этого и силы и воля. Восток, здесь по-другому было нельзя!

Но как же это всё коварно выворачивал в своих донесениях в Москву советский посол Пузанов, выдвиженец ещё самого