Возвращение с Марса - Василий Павлович Щепетнёв
Но подозрения эти я, разумеется, оставляю при себе. Кому охота прослыть паникером, да вдобавок и в сомневающиеся попасть?
Имитация невесомости с помощью кровати — дело важное. Приоритетное дело. Потому в положенные часы все, кроме вахтенного, который обязан сидеть с карандашом над графиками и с тоской смотреть на часы «Янтарь», должны лежать. Строго горизонтально. Сон, согласно Инструкции № 47-бис, ровно семь часов. Не шесть с половиной, не семь и пять минут. Семь. Остальное время — бодрствование. Лежим и работаем. Кто как. В основном, конечно, заполняем документацию. Бесконечную, и расширяющуюся. Как Вселенная. Бортовые журналы, акты приема-передачи дежурства, ведомости расхода гречневой крупы и туалетной бумаги, отчеты о самочувствии (графа «Жалобы» традиционно остается пустой, ибо жаловаться — признак слабости духа). В тетрадях и блокнотах, в заметках беглых, от руки — что-то о космическом полёте, да. Хотя чаще — о Земле. О том, как хорошо было сидеть на Арбате, пить кофе и наблюдать за прохожими. Или на скамейке в Летнем саду. И глядеть на птичек. Да хоть на травке посидеть, на берегу Оки, глядя букашечек… Но это — мысли для себя, не для бумаги. Не для отчётности.
А вокруг теперь тишина. Совершенная, беспросветная. Снаружи до нас не доносится ничего. Ни гула мотора, ни крика петуха, ни даже отдаленного гудка поезда. Только собственное сердцебиение, да шелест страниц бортового журнала. Вентиляция? Ах да, вентиляция. Вентилятор гоняет воздух, да. С легким дребезжанием, как старый холодильник «ЗИЛ». Но вентилятор-то внутри корабля. И нужен он, по моим наблюдениям, больше для антуража, для успокоения нервов. Мол, работает что-то, крутится, значит, жизнь идет. А поступает воздух, собственно, снаружи. Естественным путем. Профильтрованный через сложную инженерную систему, известную, кстати, со времен египетских фараонов — внутри их гробниц и пирамид нечто подобное и было. Правда, фараоны в космос не летали. Им хватало и земных забот. Воздуха нам, теоретически, должно хватать. Но велено его беречь пуще зеницы ока. Не курить (что, впрочем, и так запрещено категорически), не сорить (пыль — враг номер один), и дышать неглубоко. Экономно. Как будто воздух платный. Со временем, согласно новейшим теориям, разработанным в одном очень закрытом НИИ, у нас потребность в кислороде должна упасть. Вдвое. Или даже втрое. Впятеро, чего уж там мелочиться. Доживем ли мы до этого счастливого момента — большой вопрос.
Взаимодействие людей в малых закрытых сообществах изучено давно и досконально. На примере арктических и антарктических станций. Известно: главный враг — безделье. Оно рождает скуку, скука — раздражение, раздражение — конфликты, конфликты — саботаж, а там и до бунта недалеко. Бунт на орбите никому, похоже, не нужен. Потому мы стараемся. Изо всех сил. До седьмого пота, который, в условиях невесомости, немедленно превращается в облачко мелких капелек, дрейфующее по отсеку. Разумеется, только в воображении.
Девиз нашего полёта, вывешенный на видном месте рядом с портретом Сами Знаете Кого, гласит: «Труд, труд и еще раз труд!» Портрет старый, начала века, на нём он похож на агента Смита: в чёрном костюме, чёрных очках, и юный Октябрь впереди.
Командир, Андрей Витальевич, человек железной воли и несгибаемого духа, не дает ни малейшего шанса бациллам лени, разгильдяйства и пессимизма. Он, как опытный санитар леса, выкуривает их календарным планом работ. Каждый занят делом. Физическим или умственным. Главное — занят. А это поддерживает дисциплину лучше любых призывов. Хотя призывы тоже имеют место быть.
Итак, работа.
Мне, к примеру, поручено ответственное задание: пересчитать количество запятых в романе «Из Пушки на Луну». Роман этот был взят как художественная литература для культурного досуга. Теперь моя доля — считать запятые. Интересно, зачем? Может, там зашифровано послание? Или проверяется моя усидчивость? Нет, улёжчивость. Пока я досчитал до трёх тысяч семьсот четырнадцати. Запятых, не страниц. Работа кропотливая. Отвлекает от мыслей о Земле.
Бортинженеры заняты не менее важным делом — ремонтируют старый, 1975 года выпуска, ламповый телевизор «Рекорд-312». Он хранился здесь, видимо, с прежних счастливых дней, когда ровно в двадцать один час просыпалось Время. Зачем его ремонтировать? Аналоговый сигнал остался в прошлом. Но приказ есть приказ. Они сидят, вооружившись паяльником и инструкцией на пожелтевшей бумаге, и спорят о назначении каких-то закорючек. Периодически раздается: «Держи!» и звон разбитого стекла, то гуманитарий Антон проявляет инициативу. Труд облагораживает.
Научные же работники, Василий и Олег, фиксируют скорость прохождения крысы по лабиринту. Лабиринт — картонный, склеенный из упаковок пюре «Торопыжка». Крыса — игрушечная, пластмассовая, на палочке. Её по строгому графику, утвержденному командиром, по очереди водят то Василий, то Олег. Засекают время по часам «Янтарь», записывают в журнал наблюдений. «Крыса № 1 (красная). Заход в сектор „А“: 14:03:15. Выход из сектора „Г“: 14:05:42. Отмечена дезориентация в секторе „Д“. Причина не установлена». Важнейшее исследование! Возможно, оно прольёт свет на проблемы ориентации в невесомости. Или на проблемы пластмассовой промышленности. Опять жизнь кипит! Настоящая научная мысль то бьёт ключом Сариг, то капает, как неисправный кран. Наш кран не капает, наш кран починили бортинженеры в первый же день.
Взаимодействие людей в малых закрытых сообществах изучено давно… Ну, вы поняли. И мы стараемся. Из последних сил. Потому что расслабиться — значит подставить себя под удар командирского взгляда, ледяного, как космическая синева, опять же воображаемая.
Отдыхаем лишь в часы приёма пищи. Сакральные минуты! Здесь включается искусственная сила тяжести. Отечественная разработка, не имеющая аналогов в мире. Говорят, на западе ахнули, когда узнали. Миллиарды обещали заплатить, но нет, накося, выкуси!
Включается она по команде вахтенного: внимание, весомость! На эти полчаса мы становимся людьми. Можно поставить чашку на стол! Не примагниченную, а просто так! Чудо. Мы кипятим воду в чайнике «Тайга», строго по норме — 250 миллилитров на человека, полтора литра на всю команду, и завтракаем, обедаем или ужинаем. Меню циклическое, как смена дежурств.
На первое у нас либо «Борщок Императорский», либо вермишелевый супчик «Перапёлка» на как бы курином бульоне. Вклад братской Беларуси, да-да, полёт — пример современной международной интеграции в области Космоса. На второе — либо кашка овсяная «Рассвет», либо картофельное пюре «Торопыжка». На третье — кисель «Розовое детство», или чай зелёный, краснодарский.
Не ресторанное питание, конечно. Но это же космос, а не ресторан «Прага»! Здесь другие приоритеты. Другие задачи. Здесь мы покоряем просторы, а не меню. Зато — и в этом главное утешение — всё даром.
