Повести монгольских писателей. Том первый - Цэндийн Дамдинсурэн
Лама вынес несколько лежалых, засохших и заплесневелых пряников. Долингор поделился этими пряниками с товарищами, и они съели их в тот же день.
Так прошло два трудных года, а Долингор так и не видел ни яркого солнца, ни темных ночей.
Изредка доходили до него вести о семье. Но за последнее время он что-то не получал никаких известий и не знал, как живут Мидаг и дети.
7. ДУШЕВНЫЙ АД
После отъезда Долингора Мидаг по-прежнему еле сводила концы с концами. С тех пор, как уехал Долингор, ни одной новой кошмы не прибавилось у нее, чтобы прикрыть юрту, наоборот, ее жалкая юрта превратилась в пристанище для телят и ягнят, принадлежащих Болоду. Весной правая сторона юрты заполнялась новорожденными ягнятами и телятами. Осенью в юрте к натянутой веревке привязывали поздних ягнят. В скудную кормом пору привязывали здесь и слабых годовалых телят и ягнят. Они отрывали клочья кошмы и жевали ее. Наконец юрта окончательно продырявилась и уже вовсе не защищала ни от солнца, ни от ветра. Тогда Дэжид смилостивилась и дала Мидаг старую кошму, считая, что оказала ей большую помощь.
Наступил Цаган-сар{10} 1919 года. Поскакали люди в гости на сытых конях с подрезанными гривами.
Мать Мидаг давно уже умерла, а брат ее стал странствующим монахом и ушел на поклонение святым местам. Мидаг тосковала и говорила: «Нет у меня родных, некому пожать руку и поздравить с Новым годом».
Неожиданно у сына Мидаг, у маленького ламы Данзана, жившего в монастыре, вздулся живот. «Отчего это? — удивился он. — Ем я так мало, а живот стал вон какой большой». Живот все вздувался и вздувался. Данзан занемог и слег в постель. Наставник, лама Лувсан, и не думал за ним ухаживать: он поспешно отвез его домой к матери. Мидаг увидела, что лицо у сына белым-бело, а живот словно воздухом надут. Исхудал он так сильно, что одни кости остались. Мидаг плакала и не знала, что делать, что предпринять.
Старый Болод вдруг проникся жалостью и пригласил Ловон-ламу. Мидаг спросила Ловона, что с ее сыном. Ловон вынул из-за пазухи книгу и гадательные кости, долго гадал и пристально смотрел в книгу. Наконец вздохнул и лишь тогда сказал:
— Ох, тяжело ему!
Мидаг, Болод и Дэжид растерялись и стали наперебой упрашивать ламу:
— Узнайте! Узнайте, будет ли он жить!
Ловон ответил:
— Если даже лама и постарается, все равно не сможет узнать, умрет больной или поправится. Ведь злой дух умершего к нему пристал{11}.
Потом он вынул несколько книг и сказал:
— Велите их прочесть. Но небрежно читать нельзя, нужно это делать старательно, тогда жизнь больного еще можно спасти.
Мидаг посоветовалась с Дэжид и попросила ламу:
— Не соблаговолите ли вы сами прочесть эти книги?
Тут-то и обнаружилась лживость ламы. Если бы жива была мать Дамдина, она бы непременно узнала причину заболевания мальчика. Плутоватый же бадарчин одурачивал несознательных аратов, болтая о злых духах, чертях и тому подобном вздоре.
Но как могла об этом знать Мидаг? Она только умоляла ламу исцелить ее сына и просила его читать молитвенные книги.
За это она отдала ламе несколько овец и одну корову. Но разве могло помочь больному чтение молитв?
Когда болезнь мальчика приняла еще более тяжелый характер, Ловон снова принялся читать молитвы. Снова Мидаг отдала ему три овцы, корову с телком, а у самой остался лишь трехгодовалый жеребенок. Но болезнь сына все не проходила. Тогда Болод поехал к хутухте ламе, отдал ему последнего жеребенка Мидаг и поручил молиться за исцеление больного. Мидаг надеялась, что сын, судьба которого вручена такому важному ламе, уж теперь-то поправится. Она страдала, глядя на своего мальчика. Но прошел месяц, и больной умер.
Несчастная Мидаг! Она отдала своего сына совсем еще маленьким мальчиком в ученики гэлэну Лувсану, чтобы он научился ламским молитвам, и тем самым погубила его. Теперь ее тринадцатилетний сын умер.
Болод и Дэжид, обещавшие Долингору заботиться и помогать Мидаг, не только не сохранили жизнь ее сыну, но еще отдали в руки жадных лам тот скот, который у нее был.
Как же теперь жила Мидаг?
Она слабела от душевных мук, тяжело вздыхала, плакала и не могла дождаться своего мужа Долингора, не зная даже, вернется ли он.
8. СПЛЕТНИЦА ПРИЧИНЯЕТ ГОРЕ. БЕЗДОМНЫЕ
В ту пору в хошуне распространился слух, что служивший в армии Дорлиг, однохошунец Долингора, умер.
Одна старуха, большая любительница поболтать, не расслышав как следует, перепутала имя и принялась рассказывать, что умер Долингор. Слухи дошли и до Мидаг. «Как много страданий выпадает на долго одного человека», — говорила Мидаг. Она плакала день и ночь, лишилась сна, испытывала невыразимые душевные муки. Пятнами от слез покрылись полы ее одежды, глаза отекли и распухли, и сама она стала совсем больным человеком.
Первым ее несчастьем была смерть сына. Пережила она и второе горе — смерть любимого мужа. Мучила ее и третья беда — нищенское существование. Но человеческий организм оказался крепким, и Мидаг, вдосталь напившись из моря страданий и досыта наевшись мучений, переполнявших вселенную, все-таки кое-как существовала, выхаживая свою бедную дочку.
Мидаг продолжала ютиться возле семьи Болода, но характер Дэжид делался все хуже, все взбалмошней, и Мидаг хотелось уехать в свое родное кочевье, поселиться там вместе с сестрой, вышедшей замуж за бедняка. Но сестра ее жила далеко, и Мидаг побоялась трудностей переезда. Кроме того, уже больше десяти лет о сестре не было никаких известий. Мидаг даже не знала, жива она или нет.
Однажды ночью крыса утащила у жены Болода дорогие четки из черного сандала с большим шариком из коралла, которыми Дэжид много лет пользовалась, читая молитвы, и считала их счастливым талисманом.
Два-три дня спустя Дэжид принялась разыскивать четки, но так и не нашла. Скрыв все от Болода, она молчала дней десять, а когда приехал Ловон-лама, все ему рассказала.
Лама погадал на костях и сказал, что четки взяла женщина, родившаяся в год обезьяны. Он должен был бы сказать, что эти четки утащила крыса, родившаяся в год обезьяны. Почему же Ловон сказал, что взяла их женщина? А потому, что его гадательные кости всегда все путали.
В этом стойбище из женщин одна Мидаг родилась в год обезьяны, и Дэжид заподозрила именно ее, но прямо ничего ей не сказала. Мидаг об этом узнала стороной и затаила глубокую обиду на Болода и Дэжид.
Живущие




