Повести монгольских писателей. Том первый - Цэндийн Дамдинсурэн
Перевод Т. Бурдуковой.
ДАШЗЭВЭГИЙН СЭНГЭ
Дашзэвэгийн Сэнгэ (1916—1959) — поэт, прозаик, очеркист, переводчик, видный общественный деятель. Родился в Хушат сомоне Селенгинского аймака в семье скотовода. В четырнадцать лет поступил работать аймачным писарем (1930), в 1936 году окончил педагогический техникум в Улан-Баторе. Работал в Министерстве просвещения МНР, служил на пограничной заставе.
Первые стихи, рассказы и песни Д. Сэнгэ написал в 1932 году. Приехал в СССР в 1943 году в качестве корреспондента газеты «Унэн». Окончил Литературный институт имени Горького в Москве (1950). Широкую известность приобрела патриотическая повесть «Аюуш» (1947, русский перевод 1951), удостоенная Государственной премии МНР за 1948 год. В повести воспроизведены эпизоды борьбы МНРА с японскими захватчиками в августе 1945 года, действующими лицами в ней стали подлинные лица — Герой МНР (посмертно) разведчик Лувсанцэрэнгийн Аюуш, Герой МНР пулеметчик Сэнгийн Дампил и Герой МНР минометчик Дашийн Данзанванчиг.
Д. Сэнгэ — автор либретто оперы «Унэн» («Правда», 1954), поэмы «Праздничная ночь» (русский перевод 1961), очерков и стихов о борьбе трудящихся МНР за построение социализма. Он руководил партийной организацией Жаргалантуйского госхоза, возглавлял СП МНР, был депутатом Великого Народного Хурала МНР, кандидатом в члены ЦК МНРП (с 1956 года).
В Советском Союзе на русском языке вышли поэтические сборники Д. Сэнгэ — «У костра» (1951) и «Голубь» (1961).
АЮУШ
I
— Я исправил, как вы советовали, но ничего путного не выходит. Да теперь у меня и времени на это нет, — посетовал Дашдондог.
— Однако получилось совсем неплохое стихотворение, — возразила ему Бурма. — Если пишешь о том, что знаешь, скорее и успеха добьешься…
Бурма пошла на кухню готовить чай. Оставшись один, Дашдондог оглядел чисто прибранную, уютную комнату девушки. На письменном столе стояла лампа «сова» на подставке из серого камня. Выпятив горбатый белый клюв и вытаращив желто-зеленые глаза, она, казалось, все это время внимательно прислушивалась к разговору, будто старалась понять, о чем говорят люди. «А что, неплохой ночник», — подумал гость Бурмы.
Рядом с лампой лежала стопка тонких ученических тетрадей. И Дашдондог живо представил себе нынешних школьников, этих мальчишек и девчонок, у которых прекрасное будущее. Через несколько лет им предстоит выбрать свою дорогу в жизни, поступить, скажем, в университет… Они получат образование, станут управлять страной… Черные глаза Дашдондога вспыхнули огоньками радости.
На стене в золоченой рамке висел портрет маршала Чойбалсана. «Вот человек, воплотивший в себе безграничную любовь монгольского народа к своей Родине, его стремление к свободной счастливой жизни. Он стремится осуществить для людей все то, чего не смогли сделать наши предки…»
Дашдондог, молодой связист, не в первый раз отмечал высокий лоб маршала, его широкие плечи, ясный взгляд. Он поднялся со стула, поправил гимнастерку и подошел к портрету. Еще раз внимательно вглядевшись в него, он мысленно спросил: «Скажите мне, как жить, что делать после войны? Направьте меня, члена партии, в институт связи… Быть может, там мое место в мирное время?»
Слышно было, как в кухне хлопочет Бурма. Дашдондог вернулся на свое место.
Пол в комнате недавно был выкрашен желтой краской, окно, стены, потолок были чистыми, нигде ни пылинки. На специальной подставке у окна тянулись к солнцу полураскрытыми бутонами цветы, словно вместе с Бурмой радовались счастливой жизни.
Внимание Дашдондога привлекла вышивка на стене под портретом Чойбалсана. Белым шелком по черному полю вышита фигурка симпатичного мальчугана. Он тянет руки к машущему крыльями лебеденку, что изо всех сил пытается взлететь.
«Должно быть, это сама Бурма вышивала, — подумал Дашдондог. — Видно, мечтает, выйдя замуж за Аюуша, родить такого сыночка. И в самом деле хорош! Так, кажется, и расцеловал бы! Постой, постой, да он и впрямь похож на Аюуша. В детстве наш Аюуш таким, видно, и был…»
В комнату вошла Бурма, прервав размышления Дашдондога.
— Вы уж извините меня. За расспросами совсем забыла вас угостить, — сказала она, расставляя на столе перед гостем всевозможные молочные яства, тарелки с закусками, вино.
Дашдондог достал было папиросы, но тут же спрятал их: неудобно показалось дымить в комнате девушки, где воздух так чист и свеж.
Бурма подала Дашдондогу сделанную из корня дерева и окаймленную серебряным узором пиалу с чаем, щедро забеленным молоком, — сливки, а не чай! Затем налила себе и устроилась на стуле напротив гостя.
— Вы ведь расскажете мне о новостях с фронта? — спросила она Дашдондога.
— Непременно расскажу. Хотя новостей так много, что не знаю, с чего и начать…
— А вы по порядку, с самого начала.
— Ну что ж, попробую, — согласился Дашдондог. — В то утро, как и полагается связисту, я включил приемник, чтобы прослушать утреннюю сводку новостей. И вот на фоне бодрой мелодии слышу знакомый голос женщины-диктора: «Внимание! Внимание! Говорит Улан-Батор. Слушайте нас на волнах… Сегодня четверг, десятое августа тысяча девятьсот сорок пятого года. В Улан-Баторе семь часов утра…»
— Вы прекрасно рассказываете, — заметила Бурма.
— Что вы, мне просто вдруг вспомнился чей-то очерк о начале войны, напечатанный в нашей полевой газете. Вот я по памяти его и пересказываю, — признался Дашдондог.
— Ну и что же было дальше?
— А дальше мы услышали заявление нашего правительства об объявлении войны Японии. Был получен приказ верховного главнокомандующего. Потом стало известно, что по радио выступит маршал Чойбалсан, и вскоре перед репродуктором собралась вся часть.
Помню, в тот день было солнечно, на небе ни облачка. Задолго до начала выступления маршала мы как-то притихли, переговаривались между собой негромко, почти шепотом. А когда вновь заработал громкоговоритель, наступила такая глубокая тишина, будто не многие сотни бойцов сидели и стояли перед ним, а была тут безлюдная пустыня. Был слышен стрекот кузнечиков, тиканье часов на руке сидевшего рядом со мной полковника.
Чойбалсан говорил звучным голосом, четко произносил каждое слово. Его выступление внушало нам уверенность. Многие торопливо записывали его слова в записные книжки.
«Бойцы, старшины, офицеры, генералы нашей Народной революционной армии, я призываю вас храбро сражаться за весь монгольский народ, за наше правое дело, за нашу свободную Родину. Я призываю вас быть славными сыновьями нашей независимой, свободной страны». Это слова из его речи, и я хорошо их запомнил.
Когда маршал кончил говорить, я приглядывался к товарищам, с которыми за годы службы по-настоящему сроднился. Многие
