Собаки и волки - Ирен Немировски

Ирен Немировски

Собаки и волки

Роман

* * *

© А. Веселов, обложка, 2025

Об авторе

Французская писательница Ирен Немировски родилась в 1903 году в Киеве, в состоятельной еврейской семье. Ее отец, Лев (Арье) Немировский, был членом правления нескольких коммерческих предприятий, президентом банка и купцом первой гильдии, что давало ему и его семье право жить вне черты оседлости. До революции 1917 года семья жила в Санкт-Петербурге. С трехлетнего возраста Ирен воспитывала гувернантка-француженка, поэтому французский язык стал для нее вторым родным, тем более, что с матерью, Фанни Маргулис, у Ирен были весьма сложные отношения – мать заботилась в основном о том, как сохранить свою молодость и красоту, и не только не испытывала к дочери никаких материнских чувств, но открыто ненавидела ее. Дочь платила ей тем же, что найдет отражение во многих ее произведениях. Однако Ирен получила блестящее домашнее образование, кроме русского и французского бегло говорила на нескольких языках – польском, английском, баскском, финском, понимала идиш.

После революции, спасаясь от большевиков, семья переехала в Финляндию, затем в Париж. Льву Немировскому удалось сохранить свое состояние, он встал во главе одного из филиалов своего банка и семья продолжала вести роскошный образ жизни. Ирен училась в Сорбонне, затем вышла замуж за эмигранта Михаила Эпштейна, в этом браке родились две дочери. В 1929 году был опубликован ее первый роман «Давид Гольдер», который сразу принес ей широкую известность. Постепенно она становится популярной писательницей, ее романы высоко оценивают современники, а «Давид Гольдер» почти сразу экранизируют. Однако получить французское гражданство ни ей, ни ее семье так и не удастся. Во Франции, как и повсюду в Европе, начинают поднимать голову антисемитские настроения, и в 1939 году Ирен Немировски решает перейти в католичество. В 1940 году после немецкой оккупации Франции она с семьей переезжает жить в деревню, надеясь найти там убежище. Но к власти приходит коллаборационистское правительство Виши, и в 1941 году в стране принимают пакет антисемитских законов. Положение семьи становится тяжелым – муж Ирен Михаил Эпштейн лишается работы, сама она больше не может публиковаться. Свидетельство о крещении ничем ей не помогло. Она и ее семья были обязаны носить желтую звезду, в июле 1942 года ее арестовали «как лицо еврейского происхождения без гражданства» и депортировали в Освенцим, откуда она уже не вернулась. Согласно лагерным документам, причиной смерти был указан грипп, но в те годы этот диагноз ставился умирающим от тифа. В газовой камере Освенцима погиб и ее муж, но дочери, благодаря спасшей их няне, уцелели, сохранили бумаги матери и, спустя много лет, в 2004 году был опубликован ее самый известный роман «Французская сюита», посвященный оккупации Франции.

Предлагаемый читателю роман «Собаки и волки» – последняя работа Ирен Немировски, опубликованная при ее жизни. Роман в некотором смысле автобиографичен. Двое главных героев, отпрыски двух эмигрантских семей, мятежная художница Ада Зиннер и ее возлюбленный, богатый банкир Гарри, связанные давними воспоминаниями – две ипостаси, в которых угадывается личность автора. Жизнь в черте оседлости, эмиграция и попытки ассимиляции, перипетии, через которые приходится пройти тем, кто решил изменить свою жизнь, поиск корней, осознание своего еврейства, способность и неспособность интегрироваться – вот лишь немногие из тех вопросов, которые поднимает роман.

Любовь Шендерова-Фок

1

Украинский город, родина семьи Зиннер, с точки зрения живших там евреев состоял из трех совершенно обособленных частей, совсем как на старинных полотнах: внизу, в темноте и языках адского пламени – грешники; в середине – освещенные бледным и спокойным светом обычные смертные, а наверху – прибежище избранных.

В нижнем городе, у реки, жила всякая шантрапа, евреи, не внушающие доверия: мелкие ремесленники, бродяги, арендаторы дрянных лавчонок – там дети копошились в грязи, говорили только на идише, носили драные рубахи, а над ломкими шеями и длинными черными завитыми пейсами возвышались огромные картузы. Очень далеко от них, высоко на холмах, усаженных липами, среди домов важных русских чиновников и польских помещиков стояло несколько красивых особняков, принадлежавших богатым евреям. Этот район они выбрали не только из-за чистого воздуха, но и прежде всего потому, что в России в начале века, в царствование Николая II, евреям было разрешено жить совсем не везде – только в определенных городах, районах или улицах, а иногда даже только на одной стороне улицы, в то время как селиться на другой им было запрещено. Однако подобные ограничения существовали только для бедняков. Еще никогда никто не слыхал, чтобы самый строгий из этих запретов нельзя было обойти за взятку. Вести себя заносчиво для евреев было делом чести, не из напрасного тщеславия или духа противоречия. Было совершенно необходимо дать понять своим соплеменникам, что ты лучше них, что заработал больше денег, что выгоднее продал свою свеклу или пшеницу. Это был удобный способ обнародовать размеры своего состояния. Такой-то и такой-то родился в гетто. В двадцать лет у него были гроши, он поднялся по социальной лестнице – переехал подальше от реки, поближе к рынку, на границу нижнего города. Женившись, стал жить на четной (запрещенной) стороне улицы, прошло время, и он поднялся еще выше – поселился в квартале, где по закону ни один еврей не имел права ни родиться, ни жить, ни умереть. Его уважали, он одновременно и был предметом зависти, и внушал надежду: вознестись на эти высоты возможно. С такими примерами перед глазами голод, холод и грязь были нипочем, и многие взгляды из нижнего города были устремлены на желанные холмы богачей.

Посередине между этими двумя районами располагался средний город, зона умеренности, тусклое место, где не рождались ни бедность, ни богатство, и где без особых стычек мирно сосуществовали русские, евреи и поляки.

Однако же средний город тоже был разделен на несколько кланов, каждый из которых завидовал другим или, наоборот, их презирал. Верхнюю ступеньку занимали врачи, адвокаты, управляющие больших поместий, а презренную чернь составляли аптекари, портные, лавочники, и т. п.

Но существовала и еще одна социальная категория, служившая связующим звеном между разными районами, она зарабатывала свой хлеб тяжким трудом, бегая из дома в дом, из нижнего города в верхний. Отец Ады Израиль Зиннер был членом этого братства «маклеров», проще говоря – посредников. От имени своих клиентов они занимались куплей и продажей свеклы, сахара, пшеницы, сельскохозяйственных машин – то есть всего того,