Будь что будет - Жан-Мишель Генассия
 
                
                – И ты мне заявляешь это в канун Рождества?
– Говорю, когда могу. Тебя все время нет, Вивиан я вижу чаще. Я оставил опеку тебе, потому что ребенку нужна мать, а ты все переложила на Вивиан, но ведь она его прабабушка, а я отец. Такого уговора не было. В прошлый раз ты пропустила его день рождения, я видел в тот день твою мать, и даже она сказала, что ты перегибаешь палку.
– Я тут ни при чем, у меня такая работа, я ничего не решаю. Я инженер в КАЭ, это часть моих обязанностей, у мужчин такой проблемы нет, детьми занимаются жены, а меня может выручить только Вивиан. Меня и так не продвигают по службе, а если я откажусь от командировки, меня уволят и я буду перебирать бумажки в каком-нибудь кабинете.
– Ты думаешь только о себе. Лоран переходит в шестой класс, ему нужно, чтобы кто-то постоянно им занимался, проверял бы уроки по вечерам, а ты за год ни разу не сходила к его учителям. Вивиан прекрасно управляется с хозяйством, но Лоран должен быть под присмотром, и я заберу его к себе, если ты не вернешься во Францию.
– Ну конечно! Объясни-ка мне, как ты будешь им заниматься, если сам работаешь по ночам, ложишься спать, когда другие встают, и уходишь на работу, когда Лоран возвращается из школы? Очень любопытно, что скажет судья.
Канун обеда, на котором вся семья собирается у Ирен, – не лучший момент, чтобы развязать войну, которая причинит боль им обоим, Ладно, потом поговорим. Арлена была убеждена, что за юридическими притязаниями Пьера кроется что-то другое – запоздалое сведение счетов, а может, месть. Она не могла определить, что именно. Не мешало вспомнить случай, который произошел Четырнадцатого июля.
Накануне Пьер взял отгул, и они вместе с Лораном отправились к мэрии Тринадцатого округа – мальчик впервые в жизни уезжал один на три недели в летний лагерь, и они волновались не меньше, чем он. Автобус тронулся, родители махали вслед, стараясь сохранить веселый вид. После отъезда мальчика Пьер предложил Арлене выпить кофе и пригласил на завтрашний праздник – она согласилась без задних мыслей. Они встретились на балу пожарных на площади Гамбетта вместе с типографскими друзьями Пьера, всю ночь напролет танцевали рок-н-ролл и ча-ча-ча, перебрали сангрии, и Арлена забыла, что плохо переносит алкоголь. Под конец медленного фокстрота он сказал ей, Может, пойдем ко мне? Она расхохоталась, бросилась ему на шею, и они провели ночь вместе. И следующую ночь, и еще одну. Как влюбленные, встретившиеся после долгой разлуки, они наслаждались минутами счастья и избегали взрывоопасных тем. Это продлилось тринадцать дней. Как-то вечером Пьер задал дурацкий вопрос, Что мы теперь будем делать?
– А что мы должны делать? – ответила Арлена. – Ни ты, ни я не изменились. Так что давай хоть на этот раз постараемся не переругаться.
– Можно попробовать все заново. Ради Лорана. И ради нас.
– Ты знаешь, кем я работаю. И снова уезжаю в октябре, потому что мы готовим подземный взрыв.
Пьер надолго задумался, допил пиво, Ты права, мы не будем ругаться. Так они расставались, отдалялись друг от друга, снова сходились – каждый раз с ощущением непреодолимой пропасти и пустоты. И всегда кто-то из них задавался вопросом: «Сколько еще мы так протянем?»
Но на этот раз Пьер всерьез осложнил ей жизнь, Арлена не могла отделаться от мысли, что он использует сына, чтобы заполучить мать. В конце рождественского обеда она шепнула ему на ухо, Предупреждаю, все кончено, я не поддамся на шантаж.
В начале года Арлена села в аэропорту Орли на самолет «Каравелла», направлявшийся в Регган. Как обычно, сотрудники КАЭ и смежных компаний расположились в хвосте. Через десять минут они приземлились в Бурже, где на борт поднялись военные, которые выходят при посадке в столице. Арлен читала отчет, когда услышала голос, Ну надо же! Какими судьбами? Она подняла голову и увидела Даниэля – тот стоял в проходе у ее кресла.
– Я лечу в Алжир…
Он улыбнулся, Не ожидал тебя здесь встретить. Ты там живешь?
– Я работаю… в ЭДФ. А ты там служишь?
– Нет, я ушел из армии, работаю в алжирских железных дорогах.
Вмешался сосед Арлены, Если хочешь, я могу поменяться местами с твоим другом.
– Очень любезно с твоей стороны, – кивнула Арлена.
Она заняла его место у окна, Даниэль поблагодарил и сел в соседнее кресло.
– Ты больше не военный?
– Давно уволился. Сколько же мы не виделись?
– Двенадцать лет. С тех пор, как ты появился в Университетском городке, чтобы забрать стихи Тома, и заодно объявил о свадьбе с Мари.
– Да, мы живем вместе, у нас общий ребенок, но мы не женаты.
К счастью, полет занял два часа пятнадцать минут, им хватило времени, чтобы пересказать свою жизнь, начиная с того далекого дня, – слегка подправленную, очищенную от излишних деталей версию, – но удивляли их не столько новые повороты судеб, сколько это странное ощущение, будто они расстались лишь вчера, будто годы пронеслись, не коснувшись их, и они продолжают прерванный разговор, по старой привычке заканчивая фразы друг за друга, чтобы тут же перескочить на другую тему, Слушай, у меня с собой фото сына, его зовут Лоран, он немного похож на Жоржа, моего отца. Ты ведь его не знал?
– Как сказать, я видел его один раз, когда он приехал в Сен-Мор и умолял твою мать вернуться в Жуанвиль, он бросился к ее ногам, плакал – душераздирающее зрелище, – и вы уехали втроем.
– Она много раз возвращалась к нему, потому что в те минуты он был искренен, но через несколько недель снова начинался ад – отец гулял налево и направо, мы не видели его месяцами, и мать не знала, что с ним делать. Лоран немного на него похож, во всяком случае физически, следит за собой, целый час выбирает, что надеть, как причесаться, не переносит неряшливости. И у него одна цель в жизни – свести меня с его отцом, он мечтает воссоединить семью, которой никогда не было.
– А у меня нет фото Тома, чтобы тебе показать.
– Ты назвал его Тома? Быть такого не может!
Даниэль вздохнул, замялся, Когда я учился на втором курсе в Коэткидане, Мари поставила меня перед фактом, я протестовал, боролся, но она была непреклонна. Не мог же я из-за имени бросить ее после рождения сына. Что мне оставалось, кроме как смириться? На самом деле Мари и Тома – одно целое,
 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	
 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	





