Будь что будет - Жан-Мишель Генассия

эта спонтанность, этот эклектизм приносили журналу успех – там находилось место и для новых авангардных течений, часто заумных и непонятных, и для более классических известных поэтов. Это, безусловно, стало лучшей инвестицией Жанны, – разумеется, она тратила деньги, каждый год выписывая чек, чтобы пополнить кассу, но это было ничтожно мало по сравнению с прибылью. Когда они ужинали у друзей, встречали знакомых или приходили на коктейли в Динаре, о чем заходил разговор? О банке? Никогда. О доме шампанского? Изредка. Все говорили с ними о «Маяке», поздравляли с тем, что они щедрые и неутомимые меценаты, благодаря которым можно узнать новые имена или заново открыть старые, читать всех этих иностранных писателей – японских, сенегальских или чилийских, – о которых иначе никогда бы не услышали и которые теперь стали знаменитыми. К тому же был один верный признак: крупные издатели наперебой предлагали приобрести журнал и были готовы платить умопомрачительные суммы за это убыточное предприятие. Однажды Морис дрогнул, услышав цену, но Жанна ответила однозначно, Ни за что! Скажи им, что если я захочу, то сама его куплю. Морис так и не понял, почему такое значение придают журналу со смехотворным оборотом, в то время как оборот его банка был колоссальным. Он полистал последний номер, прочел стихи какого-то португальского поэта, на редкость занудные. Он не любил поэзию, ладно еще когда стихи положены на музыку, как у Шарля Трене или Эдит Пиаф, это приятно, но без мелодии чего-то не хватает, а может, он сам не очень восприимчив. Он поискал номер, посвященный Тома, взял в руки. Так получилось, что у него не нашлось времени или желания его прочесть. Тома – причина его бед, семейного разлада. Если бы он предвидел катастрофу, он бы плюнул, и этот дурачок сделал бы карьеру «про́клятого поэта» в Сен-Жермен-де-Пре. И все-таки нет, это было бы глупо и малодушно и противоречило бы тому, во что Морис всегда верил. Мужчин воспитывают не так, как девушек.

Морис уселся в кресло, прочитал вводную статью, написанную Эженом Ле Гоффом, где тот возносил стихи Тома до небес, – удивительно, как это он их разгадал и объяснил… А вдруг Тома действительно был гением? А сам Морис промахнулся по всем статьям? А вдруг сын стал проклятием отца? Морис взял сигарету и начал читать «Кем я был, пока не узнал тебя?». Тут в библиотеку зашла Жанна, Ты с ума сошел, Морис, тебя и на две минуты нельзя оставить, чтобы ты не наделал глупостей, – ты бы еще сигару закурил. Немедленно потуши сигарету. Морис раздавил сигарету в пепельнице, Я читаю стихи Тома, никогда их не читал. Неплохо, весьма неплохо.

Ясным и теплым рождественским днем Даниэль, Мари и Тома вышли из такси, которое привезло их к владениям Вирелей в Сен-Море, у каждого – две сетки с подарками; они заметили Мадлен и Янсена, которые шли пешком, тоже с подарками. Им открыла Жанна. Последовали объятия, восклицания, восторги по поводу чудесной погоды, рождественских подарков и радости, которую они принесут, Представляешь, что опять учудил твой отец? – спросила Жанна. Только что этот сударь прикурил ментоловую сигарету, я ему все высказала, и он извинился. Главное, ничего ему не спускать, даже сегодня, доктор категорически запретил табак и алкоголь.

Они зашли в дом, сняли верхнюю одежду и направились в гостиную, чтобы положить подарки под елку. Мари проследовала в бильярдную и подошла к камину, где в кресле времен Людовика XIII сидел отец; его рука свисала с подлокотника, номер «Маяка» лежал рядом на ковре. Морис Вирель был неподвижен, голова его запрокинулась, рот искривился, широко раскрытые глаза уставились в потолок.

Мориса Виреля похоронили пять дней спустя на кладбище Рабле в Сен-Море, в семейной усыпальнице, где он воссоединился со своими родителями и сыном. Поскольку церемония проходила между Рождеством и Новым годом, близкие опасались, что провожать его в последний путь придет мало людей, но церковь Святого Николая оказалась полным-полна. Слухи о семейном раздоре смолкли, когда все увидели Мари в глубоком трауре и ее сына, который держал мать за руку, к тому же лицо Мари застыло от горя, и она кивком благодарила близких, которые пришли выразить соболезнования.

Даниэль подошел к родителям, которые ждали его в конце аллеи, Папа, можно с тобой поговорить? Они отошли в сторону. Хорошая была церемония, сказал Янсен, очень трогательная.

– Я ухожу. С Алжиром всё. Толку от меня мало, ты сам это говорил, я не слишком компетентен и не стремлюсь к этому, я не создан для такой работы. Так что подаю тебе прошение об отставке.

– Но нельзя уйти так вдруг. Сейчас ты мне там нужен. Даже если твои результаты не ахти, заменить тебя некем. Останься хоть, пока Алжир не получит независимость. Полгода – не так уж долго. Теперь и начнется серьезная работа.

– Прости, но нет, пора перевернуть страницу. Я поеду в Алжир уладить несколько дел, организую переезд и вернусь.

* * *

Арлена чувствовала себя загнанной в угол – иначе описать свое состояние она не могла. Она оказалась перед неожиданным выбором. Вернувшись во Францию в конце декабря после первого подземного взрыва на полигоне в Ин-Экере, она надеялась спокойно провести заслуженные рождественские каникулы, но Пьер умудрился испоганить ей жизнь. Как обычно, предполагался праздничный семейный обед. Вот только Арлена и Пьер – не настоящая семья, и до сих пор им удавалось сохранять видимость. Ради Лорана. Чтобы он чувствовал, будто у него, как и у товарищей, есть родители, которые друг друга любят и понимают. Улыбаются и смеются. Арлена и Пьер всегда вместе отмечали его день рождения. Собирались по любому поводу и без повода, чтобы развеять воскресную скуку, и так у них это здорово получалось, что Лоран удивлялся, почему они не живут вместе, раз так хорошо ладят. Но в этом году Пьер откопал топор войны и объявил, что так больше не пойдет, не было уговора, чтобы Вивиан постоянно сидела с их сыном, она должна помогать, только когда Арлена уезжает по делам больше чем на неделю, чтобы не оставлять Лорана надолго у соседей. Но поскольку Арлена проводит в Сахаре долгие месяцы, Пьер потребовал передать ему опеку над сыном. Если Арлена согласится, она получит право свободного посещения, как у него, будет выплачивать те же алименты, что и он, хотя зарабатывает намного больше, и они продолжат вместе отмечать праздники. Если она откажется, Пьер обратится в суд. Он посоветовался с профсоюзным юристом, и тот заверил, что у него хорошие