Королевский библиотекарь - Дейзи Вуд
– Она отпустила тебя, а сама осталась? – ахнула Адель.
Габби кивнула.
– Это требовало огромного мужества. Я до сих пор помню, как прощалась с ней на вокзале. На ней было голубое платье с красными цветами, как будто она собиралась на пикник. Знаете, рядом со мной сидела маленькая девочка, которая махала родителям из окна, когда поезд отъезжал, а отец схватил ее и оттащил. Он не мог ее отпустить. – Ее взгляд затуманился, устремился вдаль. – Я часто задавалась вопросом, что стало с тем ребенком. – Она потянулась к сумочке и достала нож и вилку, которые положила на стол. Все уставились на старомодные, ничем не примечательные железные столовые приборы. – Это единственные вещи, которые у меня есть из родительского дома. Была фотография и пара книг, но они потерялись; подозреваю, что их выбросила моя новая мама.
– Что случилось с твоей родной мамой? – спросила Джесс.
– Я ее больше не видела, – ответила Габби. – Насколько я поняла, некоторое время спустя ее арестовали, и она умерла в тюрьме. Никто точно не знает, что произошло.
– О, мама! – Адель обошла стол и обняла Габби. – Как ты жила с этим так долго, никому не рассказывая? Папа знал?
Габби покачала головой.
– Мне было невыносимо снова поднимать эту тему. Мой первый муж знал о моем происхождении, потому что мы выросли в одном районе, но Бернарду я никогда ничего не рассказывала. – Она высморкалась в салфетку. – Я одна из тех, кому повезло. Мне посчастливилось прожить такую хорошую жизнь и быть благословленной своей замечательной семьей. А как же бедные дети, оставшиеся в Австрии? Нужно плакать о них, а не обо мне.
– Но почему у тебя нет австрийского акцента? – удивилась Джесс. – Ты говоришь совсем не так, как Арнольд Шварценеггер.
Габби улыбнулась.
– Ну, во-первых, он был старше меня, когда приехал в Америку. А во-вторых, я всеми силами старалась избавиться от акцента. Я отчаянно пыталась вписаться в общество, понимаете? В глубине души я всегда боялась, что за мной придут нацисты, поэтому стремилась во всем стать американкой. Именно этого хотели мои приемные родители. Они не были антисемитами, но папа играл в гольф в загородном клубе, куда евреев не пускали, и я всегда знала, что эту тему поднимать не стоит. Я не хотела их расстраивать. Они были так добры ко мне, когда я только приехала – и потом, конечно, тоже. Мне хотелось им угодить, чтобы они не отправили меня обратно.
– Значит, дядя Джим был твоим сводным братом? – догадалась Адель. – Странно, я и не знала. Вы с бабушкой были так похожи.
– Верно, так и было, – ответила Габби. – Думаю, именно поэтому родители забрали меня из детского дома, несмотря на то что я иностранка и все такое.
– Иностранка! – Адель пригладила волосы, и ее браслеты зазвенели. – Мама, я всегда считала, что в тебе американского столько же, сколько в тыквенном пироге. Новая версия твоего прошлого у меня в голове не укладывается.[16]
– Я много раз хотела тебе рассказать, – призналась Габби, – но подходящий момент все никак не подворачивался. Ты была то совсем крошкой, то угрюмым подростком, а потом у тебя начались проблемы с мужчинами, один ужаснее другого… Я не могла переложить на твои плечи еще и этот груз.
– Сколько всего сразу придется переварить! – вздохнула Адель. – Такое не остается без последствий, знаете ли. На днях меня спросили, как поживают мои родные, и я ответила, что у дедушки была болезнь Паркинсона, но теперь я понимаю, что это все ерунда. Сейчас меня беспокоит, как бы меня не хватил инфаркт.
– Господи, мама! Почему все всегда сводится к тебе? – воскликнула Джесс, и в этот момент вошел Крис с шоколадным тортом и зажженными свечами.
– Все в порядке? – спросил он, глядя на их раскрасневшиеся, ошеломленные лица.
– Все прекрасно. Я лишь стараюсь примириться с тем, что все, что мне рассказывали о моем происхождении, – ложь, – ответила Адель. – Впрочем, беспокоиться не о чем.
Джесс резко встала.
– Торта я уже не попробую, ни кусочка. Я наелась. Лейси, почему бы нам с тобой не отвести детей на пляж, чтобы Крис и Седрик могли убраться, а мама и Габби – поговорить?
Паули и Эмма играли на заднем дворе, но при виде праздничного торта захотели остаться и съесть его, поэтому Лейси и Джесс ушли прогуляться одни.
– Боже правый, – простонала Джесс, закрывая входную дверь. – Один день с нашей дорогой мамочкой, и уже хочется ее прикончить. – Они шли по улице, и она взяла Лейси за руку. – Расскажи, как ты раскопала всю эту историю. Как ты узнала?
– Я догадывалась, что ты разозлишься, – ответила Лейси. – Мама попросила меня проверить паспорт Габби, и я увидела, что она родилась в Вене. В конце концов она рассказала мне, что ее удочерили, но заставила поклясться хранить это в тайне.
– Расслабься! Все в порядке, я все понимаю, – успокоила ее Джесс. – Естественно, ты не могла предать ее доверие.
Лейси выдохнула.
– Бедная Габби. По ее словам, ее терзает чувство вины, потому что это она настояла на том, чтобы вся семья отправилась в ее день рождения в парк аттракционов. Она считает, что смерть отца – на ее совести.
Они вышли на пляж и направились к морю, по поверхности которого скользили парусники. Джесс подняла с песка камешек и кинула его в воду.
– Какая тяжелая ноша – скрывать от всех свою жизнь, – произнесла она. – Я бы хотела, чтобы она рассказала нам раньше, но представляешь, что было бы, если бы мы узнали об этом после ее смерти? Нам нужно раскопать как можно больше. Может, тебе пора заняться поисками интересных историй в своем доме? – Они пошли дальше по мокрому песку. – Кстати, о твоей книге… Как она?
– Слава богу, книга закончена. Осталось дождаться правок. Думаю, это лучшее, что я когда-либо писала, но процесс меня жутко вымотал.
– И это все? – вскинула брови Джесс.
Лейси настороженно посмотрела на нее.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты сама не своя, – объяснила Джесс. – Мы сто лет нормально не общались, а вчера ты вела себя так, будто тебе сделали лоботомию. Что происходит?
Бессмысленно было пытаться обмануть Джесс: она являлась экспертом. Но как Лейси расплескать ведро с ядом, которое она так бережно хранила несколько месяцев? Она так долго держалась за это бремя, что оно стало частью ее самой.
– Я не хочу это обсуждать, –
