Комедия на орбите - Инна Люциановна Вишневская
Колобок доволен своими близкими, но мы, читатели и зрители, не совсем ими довольны. Более того — их поведение вызывает одновременно и восторг, и негодование, и уверенность, и тревогу, и радость за то, что есть среди нас люди, не испытывающие душевной борьбы, когда речь идет о расправе с врагом, и страх за то, что есть среди нас люди, не ведающие душевной борьбы, когда речь идет о расправе с отцом. Страшновато, что семья Колобка, знающая его всю жизнь, мгновенно поверила в измену, не задумываясь, не рассуждая, не пытаясь искать причины, не сопрягая поступка отца с разгорающимся подпольным сопротивлением врагу. Ведь они многие годы прожили бок о бок, разговаривали, делились самым заветным. И вдруг все забыто, все перечеркнуто — Колобок изменник, его надо судить.
Правда, писатель не идет на облегчение конфликтов — Колобок действительно кажется всем старостой, никаких намеков не дает он близким по поводу истинного, партизанского своего положения. Главная забота Колобка — как можно естественнее сыграть свою роль вражеского пособника не только перед самими фашистами, но и перед семьей, которая обязана поверить в его предательство, поверить, а потому и не проговориться, не помешать серьезнейшим замыслам партизанского подполья.
Колобок приводит в дом гитлеровцев, всячески угождает им, заставляет угождать жену и детей, истово принимает фашистские приказы, радостно готов их исполнять, ни малейших душевных сомнений нельзя заметить в этом человеке, сомнений, сопровождающих даже самые черные, подлые предательства.
Словом, семья Колобка имеет все основания поверить в его измену, он не дал им ни малейшей зацепки для иных мыслей, для хотя бы и смутных подступов к истине.
Таким образом, положение действующих лиц в комедии сразу же становится напряженно-трагическим. Отец — изменник, жена и дети ненавидят врагов, готовы бороться с ними не на жизнь, а на смерть. Все необычайно достоверно, — игра Колобка игра высокого класса, здесь нет фальши, легкого узнавания.
Так драматург всерьез начинает комедию, никому не облегчая задачи — ни действующим лицам, ни зрителям. В предательство Колобка как будто бы можно и поверить — он стал гитлеровским старостой, факты неумолимы. И в этой предельно серьезной завязке комедии залог ее эмоциональной силы, ее «неигрушечности» в игровой, искрящейся юмором стихии народного лубка.
Однако, не облегчая своим героям сложных житейских коллизий, не давая легких ответов, автор тем более требователен к нравственному уровню персонажей «Трибунала». Чем убедительнее делается поведение Колобка, тем выше должна становиться душевная организация его близких, которые, даже видя неопровержимые факты, не могут не стараться их опровергнуть.
Конфликтная ситуация пьесы разгорается все острее, обрастает новыми и новыми столкновениями. Лейтмотив пьесы: что же важнее в отношениях близких людей — неожиданное узнавание о чем-то плохом в человеке или целая совместная жизнь, отрицающая дурной поступок? Должна ли существовать уверенность в том, что именно зтот родной тебе человек, проверенный годами, не мог бы без важных причин совершить предательство?
Колобок по законам конспирации не смеет признаться жене и детям, что он партизан. Однако ведь не только а признании дело, должна у них быть непоколебимая вера в своего Колобка, в своего отца и мужа, вырастившего, воспитавшего детей, отдавшего армии сыновей, не имеющего никакой собственности, кроме колхозного стада. Пастух в стаде, поводырь в стаде, по мысли Макаенка, должен быть поводырем и в доме, законом для младших, хотя перед ними и действительно горькая очевидность. Именно тут-то и заложен трагический юмор пьесы, ее лирическая сила. Нельзя не верить фактам — надо не верить фактам. Оказавшись на высоте в борьбе с фашизмом, семья Колобка не стоит на такой же нравственной высоте, необходимой людям, чтобы быть достойными своей же великой победы в Великой Отечественной войне.
Колобок называет жену и детей подлинными патриотами. Но мы вместе с автором хотели бы видеть в этом понятии больше душевных оттенков, более глубокое нравственное содержание. Вместе с автором, так как Макаенок образно и сильно говорит об этом в финале пьесы.
Колобок, не видящий выхода, запертый в собственном доме, открывает жене военную тайну, которой открывать не имел права. Автор еще раз подчеркивает трагикомизм ситуации,— только нарушив клятву, Колобок перестает быть в глазах жены клятвопреступником. Ей нужны прямые, точные слова, сердцем она не умеет слышать любимого человека, у нее открыты только уши, у нее закрыто сердце.
Итак, Колобок все рассказал жене. Теперь она знает правду. Но ее не знает младший сын Колобка, ушедший из дома раньше, чем мать сбегала к партизанам, чтобы проверить «показания» отца. Даже и здесь она, не поверив ему на слово, пошла к самому Орловскому узнавать, действительно ли по согласованию с ним стал Колобок фашистским старостой. Младший сын выбежал на улицу, твердо уверенный в том, что отец предатель. Ни тени сомнения, ни искры раздумий. Необходимо смыть позор, очиститься от скверны предательства. И Володька бросает гранату в немецкий штаб, сам погибая от взрыва.
Смерть Володьки в финале — это и есть трагический катарсис в сатирической комедии. Смерть юноши — это жертва, принесенная семьей Колобка за свое недоверие, за неумение различать внутреннюю правду через кажущуюся внешнюю правду, за неумение верить личности, а не личине.
Володька думает, что своей смертью искупает вину отца. Автор смотрит на финал шире. Сын Колобка искупает своей смертью вину матери, вину сестер, нравственную их вину перед отцом. Финальный катарсис полон глубокого смысла: потеряв сына, не поверившего в отца, семья Колобка еще задумается над тем, а действительно ли они настоящие патриоты.
Патриотизм начинается с любви к воспитавшим тебя, с доверия к ним, с веры в то, что люди, учившие тебя добру, и сами не сделают бесчестного дела. Комедия «Трибунал» зовет не только ненавидеть врага, она зовет любить друг друга, больше доверять близким — и в этом ее особый нравственный подтекст, ее особая творческая объемность.
Я по-разному пыталась определить жанр пьесы «Трибунал», называя ее и народным лубком, и трагикомедией, и фарсом, и бурлеском. Но кроме всего прочего «Трибунал» можно определить еще и как пьесу-отчаяние, как пьесу-ликование, как пьесу-апофеоз, как пьесу-гимн человеческому мужеству. И все эти определения должны быть услышаны нашим театром, так как «Трибунал» не есть нечто однозначное, эта макаенковская пьеса открывает целый ряд новых путей в изображении военного времени и военного подвига, в изображении и понимании патриотического долга советского Человека.
…Пока что последняя сатирическая комедия Макаенка «Святая простота» в одной из первых редакций назвалась «Кошмар». Сохраним
