Комедия на орбите - Инна Люциановна Вишневская

Комедия на орбите читать книгу онлайн
Видный белорусский драматург Андрей Макаенок относится к числу тех писателей, которые сразу заявили о себе весомо и серьезно. Его пьесы "Извините, пожалуйста!", "Левониха на орбите", "Затюканный апостол", "Трибунал", "Таблетку под язык" и другие широко ставятся на сценах центральных и республиканских театров, издаются отдельными книгами в переводе на русский язык и языки других братских народов, о них много пишут, много спорят.
Книга И. Вишневской - первая серьезная монография о творчестве этого талантливого драматурга. В ней затрагиваются важные теоретические вопросы - проблемы жанра, новаторства советской комедии, проблемы драматургического стиля, языка комедии, природы конфликта.
ИННА ВИШНЕВСКАЯ
КОМЕДИЯ НА ОРБИТЕ
Очерк творчества
Самые различные причины могут вызвать к жизни книгу о творчестве того или иного известного писателя.
Здесь и яркая вспышка собственной его литературной судьбы, внезапно освещающая новым и прекрасным светом все, что было доселе сделано, пройдено этим художником. Здесь и личные интересы критика, которому творчески близка конкретная писательская индивидуальность, симпатичны именно эта художническая манера, этот круг героев, конфликтов, житейских мотивов, гражданских устремлений. Здесь и рабочие издательские планы, включающие в себя юбилеи и даты, определенный уровень «классичности» тех или иных произведений, популярность писателя у широких читательских масс, его народность, его известность, его идейная, тематическая масштабность. Здесь и… Да разве перечислишь все те многочисленные объективные и субъективные причины, из прихотливой и сложной связи которых возникает новая книга о писателе и его судьбе.
Но бывают такие стечения жизненных обстоятельств, когда появление книги о данном художнике, о его искусстве становится особенно закономерным, необходимым, когда уходят случайности, и на первый план выдвигается живая целесообразность.
Сейчас настало время говорить о драматургах и драматургии. Быть может, заявление это покажется странным. А разве вчера, позавчера, в далекие прошлые дни не говорили мы о драматургах и драматургии, не было разве знаменательных ее успехов, и вообще можно ли ставить так вопрос — время для драмы, пора для поэзии, эпоха для прозы, уместно ли такое схематическое деление? Думаю, что уместно, что не так уж оно схематично, это сближение разных времен с разными родами литературы. Естественно, всегда писались в одно и то же историческое мгновение и драмы, и стихи, и романы. Но нельзя не обратить внимание на то обстоятельство, что иной раз на пик жизни, на пик эпохи взмывает драматургия, что другой раз апогея своего достигнет поэзия, что в какие-то определенные часы жадно потянутся люди к эпосу, к роману, к прозаическим формам литературы. Критика не может проходить мимо такой очевидной слиянности родов литературы и времени, она не может не видеть особого цвета, в который окрашены литературные годы.
Когда приходит время драматургии? Существует мнение, что драма вбирает в себя только неспокойное, только меняющееся, только то, что хаотично, беспорядочно, что нуждается в наведении порядка, в установлении совершенства, в созидании гармонии. Часто приводят слова выдающегося советского драматурга Николая Погодина, говорившего, что «драматургия там, где беспорядок». Авторитет Погодина используется в данном случае для того, чтобы еще точнее, определеннее сформулировать задачи драматургии — она «скорая помощь», душевная «скорая помощь», для тех, кто «нравственно ранен», Для тех, чья судьба сдвинута, для тех, кого время или чужая воля столкнули с определенного места. Слова Погодина в каком-то смысле раскрывали специфику, своеобразие драматургии.
И действительно, когда расцветала драма? Когда бушевали острейшие социальные непогоды, когда разыгрывались глубинные идеологические катаклизмы, когда над землей проносился черный смерч войн или радостный вихрь революций, когда обострялись конфликты, когда антагонистически сшибались друг с другом разные лагери, разные эпохи, разные мировоззрения. Какие, например, произведения лучше всего, полнее всего запечатлели времена гражданской войны? Я бы ответила — пьесы, драматургия: это «Любовь Яровая» Тренева, «Шторм» Билль-Белоцерковского, «Разлом» Лавренева, «Бронепоезд 14-69» Вс. Иванова. Писались ли о гражданской войне стихи, повести, романы, слагались ли о ней песни? Несомненно, были и стихи, были и повести, были и песни тогдашних лет. Но наиболее полно рассказали о людях и битвах гражданской войны пьесы. Константин Тренев уже был к этому моменту сложившимся, сильным прозаиком. Борис Лавренев написал о незабываемых годах гражданской великолепнейшие повести — жемчужины русской, советской прозы. Всеволод Иванов пришел к 20-м крупнейшим, самобытным прозаиком. Владимир Билль-Белоцерковский посвятил боевой своей юности многие и многие мастерски сделанные, до блеска отточенные, идейно неотразимые новеллы. И все же, и все же прославили они времена гражданской войны — пьесами. И все же Лавренев — это «Разлом», Тренев — это «Любовь Яровая», Билль-Белоцерковский — это «Шторм», Всеволод Иванов — это в первую очередь «Бронепоезд 14-69».
Какие произведения наиболее полно, всесторонне, эмоционально рассказали о Великой Отечественной войне в годы Великой Отечественной войны, в те самые 40-е годы, когда еще шла великая битва? Я бы ответила — пьесы, драматургия. Как никогда много писалось в ту пору стихов, как никогда громко звучали в эти годы песни и особенно в первый год войны. Именно этот, самый страшный, самый роковой год был богат изумительной поэзией, лирической песней. А уже в 1942-м — пьесы, три лучшие пьесы времени: «Нашествие» Л. Леонова, «Русские люди» К. Симонова, «Фронт» А. Корнейчука. Царица этого мгновения истории — драма, это ее часы, это ее «добыча» — антагонизм столкновений, трубы боя, трагизм отступлений, литавры побед, кошмар молодых смертей, старого одиночества, сдвинутых земель, выжженного счастья.
Да, так было всегда. Всегда драматургия ярче всего и лучше всего отражала конфликтные ситуации времени, всегда проза ярче всего и лучше всего отражала устойчивые ситуации дня, всегда поэзия ярче всего и лучше всего отражала сложные, переходные настроения эпохи, ее эмоциональные движения, еще не вылившиеся в конфликт, еще не отлитые в гармонию. Да, так было всегда.
Но сегодня многое изменилось. Изменились сами эстетические критерии, которые, как понятно, не стоят на месте. И очень важно вовремя разглядеть начало перемен, те мельчайшие, подчас почти незаметные, колебания в эстетических формулах, которые, постепенно накапливаясь, создают и новое искусство, и новую теорию искусства. Итак, сегодня многое переменилось. Казалось бы, никаких особых условий для расцвета драматургии нет в сегодняшнем дне (когда мы говорим об условиях, речь, естественно, идет не только о конкретно-бытовых частностях, но в первую очередь о категориях социальных, философских, мировоззренческих, глобальных).
Модель нынешнего социального дня в нашей стране предельно устойчива, социальные, экономические, психологические, мировоззренческие структуры в нашем обществе, конечно, подвижны, но подвижность эта не драматична, не губительна, не стихийна, когда завтрашний день — не угадывается, не просматривается. Подвижность общественных структур нашей современности, как это ни покажется парадоксальным, носит определенный устойчивый характер, характер выверенный, продуманный, климатически добрый. В такие устоявшиеся периоды расцветает проза, создаются многотомные эпопеи, привольные, плотные по событиям и характерам романы. В такие устоявшиеся периоды сложнее становится творческая жизнь драматургов, драма оттесняется романом, ослабляется конфликтная напряженность, противоречия, столкновения, сшибки приобретают характер менее острый, менее очевидный. Более того — на драматургию зачастую обрушиваются и теоретические и практические беды, когда радостный мир